В нескольких футах от дерева чары рассеялись, и Карни втянул в себя загазованный воздух шоссе, словно свежий аромат утра. Парень повернулся спиной к страданию, которое ощутил, сунул обмотанную шнурком руку в карман и зашагал по дорожке. Деревья позади снова замерли.

На мосту собралось несколько дюжин зрителей, которые наблюдали за происходящим внизу. Их поведение возбуждало любопытство водителей, направлявшихся по Хорнси-лейн. Некоторые из них припарковали машины и вышли, чтобы присоединиться к толпе. Сцена под мостом казалась слишком далекой, чтобы пробудить в Карни хоть какие-нибудь чувства. Он стоял среди переговаривающихся зевак и бесстрастно смотрел вниз. Тело Кэтсо легко было узнать по одежде. От бывшего приятеля почти ничего не осталось.

Карни знал, что через какое-то время ему придется скорбеть. Но сейчас он ничего не чувствовал. В конце концов, Кэтсо ведь мертв, так? Его боли и волнениям пришел конец. Карни чувствовал, что мудрее приберечь слезы для тех, чьи страдания только начинаются.

И снова узлы.

Вернувшись домой той ночью, он попытался спрятать их, но после всего произошедшего они притягивали к себе с новой силой. Узлы сдерживали чудовищ. Как и почему, Карни не знал, и, как ни удивительно, сейчас это мало его заботило. Всю свою жизнь он принимал то, что мир полон тайн, которые его ограниченный разум не способен постичь. Из школьных уроков он вынес лишь осознание собственной дремучести. И эта новая загадка стала просто еще одним пунктом длинного перечня.

Ему в голову приходило лишь одно объяснение: старый бродяга каким-то образом подстроил кражу узлов, прекрасно понимая, что освобожденная тварь отомстит его мучителям. И какое-нибудь подтверждение своей теории он сможет получить только после кремации Кэтсо через шесть дней. А пока Карни держал свои страхи при себе, полагая, что чем меньше говорит о событиях той ночи, тем меньше вреда они ему причинят. Слова придавали всему фантастическую правдоподобность. Делали реальными странные события, которые, как он надеялся, станут слишком хрупкими и рассыпятся, если оставить их в покое.

Когда на следующий день в дом заявились полицейские для рутинного опроса друзей погибшего, он заявил, что об обстоятельствах смерти Кэтсо ничего не знает. Брендан сделал то же самое, и, поскольку свидетелей, которые дали бы противоположные показания, видимо, не нашлось, Карни больше не допрашивали. Он наконец остался наедине со своими размышлениями и узлами.

С Бренданом они разок увиделись. Карни ждал от встречи взаимных обвинений. Приятель был уверен, что Кэтсо сбили, когда тот убегал от полиции, а ведь именно Карни из-за своей рассеянности не предупредил их о приближении законников. Но Брендан ни в чем его не обвинял. С готовностью, от которой разило чуть ли не охотой, он взял на себя тяжесть вины и говорил только о собственном просчете. Выглядевшая случайной, кончина Кэтсо обнаружила в Брендане неожиданную чуткость, и Карни захотелось рассказать невероятную историю целиком, от начала до конца. Но он чувствовал, что пока не время, и, позволив приятелю выплеснуть свою боль, сам держал рот на замке.

И опять узлы.

Иногда Карни просыпался среди ночи и чувствовал, как шнур шевелится под подушкой. Его присутствие успокаивало, а нетерпение не пробуждало того рвения, что было прежде. Парню хотелось потрогать оставшиеся узелки, изучить их загадки. Но он знал, что это станет капитуляцией и перед собственной увлеченностью, и перед их жаждой освобождения. Стоило соблазну возникнуть – и Карни заставлял себя вызвать в сознании дорожку во мраке и тварь на деревьях, вновь пробуждая тягостные мысли, которые навевало дыхание чудовища. Мало-помалу горестные воспоминания окончательно погасили бы любопытство и Карни оставил бы шнур в покое. Как говорится, с глаз долой. Хотя и редко из сердца вон.

Какими бы опасными ни были узлы, Карни не мог себя заставить их сжечь. Владея этим коротким шнурком, он становился единственным в своем роде. Уникальным. А отказ от этого означал бы возвращение к прежней своей невзрачности. Карни подобного не хотел, хотя и подозревал, что его ежедневное тесное общение со шнурком постепенно ослабляло способность сопротивляться искушению.

О существе с дерева он ничего не слышал. И даже начал сомневаться, что их стычка не примерещилась ему. Со временем его умение отрицать правду, придумывая ей логическое объяснение, вполне могло бы одержать победу. Но то, что последовало за кремацией Кэтсо, положило конец столь удобному развитию событий.

На похоронную службу Карни отправился один, да и там, несмотря на присутствие Брендана, Рэда и Аннелизы, оставался в одиночестве. Ему не хотелось разговаривать ни с кем из скорбящих. Какими бы словами он ни пытался описать произошедшее, со временем придумывать их становилось все труднее. Карни поспешил уйти из крематория, пока никто не успел подойти и поговорить с ним.