Она постаралась сосредоточиться на мелькающих за стеклом видах заснеженной Москвы, но получилось неважно, даже мысли о погибшей напарнице уже не захватывали целиком. А непослушный взгляд, ускользая из под контроля разума, жадно цеплялся за густые чёрные, растрёпанные ветром волосы, нелепые кукольные ресницы, ямочку на подбородке и красиво очерченные губы спутника, изогнутые в неизменной усмешке. Девушка нахмурилась и, мысленно отчитав себя, снова уставилась в окно, но взгляд как магнитом тянуло в противоположную сторону. Это было сильнее тихого голоса разума и громкого шёпота сомнений, сильнее любых аргументов логики и всех доктрин строгого тётиного воспитания, сильнее её самой, в конце концов! А ведь она почти ничего о нём не знает, кроме того, что милым парнем с безупречной репутацией его не назовёшь.

— О чём мечтаешь, звезда? — насмешливо спросил он.

«О тебе!» — мысленно ответила Ангелина, интересно, что было бы скажи она это вслух? Ладно, выразимся более обтекаемо:

— О любви.

— Как банально! — его взгляд быстро скользнул по её лицу, задержался на полуоткрытых губах, а потом нахально упёрся в колени, уделив их созерцанию гораздо больше внимания, чем позволяли приличия.

Под этим взглядом Ангелине стало жарко. Чувствуя себя раздетой, она неловко поправила пальто, натянув его как можно ниже, а Май широко и дерзко усмехнувшись, наконец, оставил её колени в покое и отвернулся.

Через несколько минут напряжённого молчания, он резко остановил машину, присвистнув:

— Опа, знакомый адресок! Воронцов сюда пару раз на огонёк заглядывал, может и нам попробовать. Ты не торопишься?

— Я? Нет, а что нужно делать?

— Пока не знаю, разыграем какой-нибудь сентиментальный спектакль как раньше, уж очень хочется посмотреть что там и как.

От его улыбки сердце забилось чаще, но участвовать в очередной авантюре девушке совсем не хотелось. Слишком свежи были в памяти их последние совместные «спектакли», да и вообще у неё теперь совсем другой статус: певица — не уборщица!

— Думаю, вы и сами справитесь, — решительно возразила она.

— Как знать! Зависит от обстоятельств, а как они сложатся — неизвестно. Поможешь?

— Смотря, что придётся делать.

Май вытащил откуда-то из-под сидения несколько тоненьких ярких книжечек, явно религиозного характера.

— Можем, например, нести людям веру и благие вести о скором рае на земле! — он протянул девушке одно из зазывно иллюстрированных изданий, она брезгливо отодвинулась:

— Что это? На библию не похоже. Предлагаете мне в сектантки податься?

Не услышав в её голосе особого возмущения, Май продолжил наступление:

— Почему бы и нет, сектантство — весьма доходный, процветающий бизнес, по некоторым параметрам, не уступающий нефтяному. Мы просто покажем книжечки обитателям дома, ты расскажешь им какую-нибудь проникновенную историю, ну или сознание потеряешь, говорю же, зависит от обстоятельств, а я в это время осмотрюсь.

— Что?! — вот теперь возмущение было неподдельным. Оно звенело в её голосе, плескалось яркими точками шаровых молний в синих глазах, сквозило в резких движениях рук, раздражённо смахивающих с лица длинную чёлку. — Я ни за что не стану этого делать? И не настаивайте! Это раньше вы командовали мной, как хотели, больше я позориться не собираюсь!

— Да что тут позорного? — искренне удивился Арбенин. — Это всего лишь крохотная инсценировка в интересах следствия, а люди, с которыми будем беседовать, забудут нас уже через десять минут и при следующей встрече просто не узнают.

— Вас, может быть, и не узнают, а вот меня… — Ангелина слегка смутилась. — В общем, я не могу больше участвовать в ваших спектаклях.

Удивлённый взгляд Арбенина сменился откровенно насмешливым.

— Ой, прости! Совсем забыл, что ты теперь звезда! Наверное, повсюду узнают, да, Скворцова? Автографы просят?!

Ангелина обиженно отвернулась — нет, без привычных чёрных одеяний и мрачного грима в стиле готической принцессы, её никто не узнавал. Именно так, согласно восьмому пункту контракта, она должна была одеваться на все светские мероприятия, дабы не разочаровывать поклонников и не отбивать у них охоту покупать билеты и диски. Поклонников, как ни странно действительно было много, но им были нужны автографы тёмной принцессы падших ангелов, а не интеллигентной барышни Ангелины Скворцовой. Вне образа она для них просто не существовала, а значит, насмешка Мая, увы, обоснована — проси она хоть милостыню на Красной площади — всё равно останется неузнанной.

— Дело не в автографах, а в принципах, — запнувшись, солгала певица. — Предложите что-нибудь более приличное, в образ сектантки я входить отказываюсь. Знаете, как к ним относится большинство — не хочу быть оплёванной!

В карих глазах заплясали лукавые огоньки.

— Куда уж приличнее? Сектанты ведь не нудисты и не свингеры, а монашеской рясы у меня при себе нет. Ладно, есть другой вариант, подвинься!

Май бесцеремонно перегнулся через её ноги, небрежно задев их рукой, и принялся рыться в бардачке, а Ангелина боялась пошевелиться и вздрагивала от его случайных прикосновений, как от электрических разрядов. Когда напряжение стало невыносимым, она сердито заявила: