* * *

Ангелина сидела на подоконнике, положив голову на колени, и тоскливо смотрела в окно. Там внизу бурлила, суетилась, кипела жизнь, к которой она теперь не могла приобщиться. Ночной кошмар, оказавшийся лишь игрой воображения, незамедлительно перерос в кошмар наяву. Едва она открыла глаза и поняла где находится, раздался суровый голос отца:

— Так вот для чего ты так рвалась в певицы?! Чтобы среди ночи тебя пьяную и невменяемую доставляли посторонние мужчины!

К счастью, она плохо помнила, что он ещё говорил, наверняка это были неприятные, жестокие слова. В памяти осталась лишь последняя фраза: «С этого дня ты под домашним арестом! Без моего сопровождения из дома больше не выйдешь!»

Напрасно она пыталась напомнить о своём совершеннолетии. Даже по европейским меркам 21 год — возраст взрослого самостоятельного человека, но у генерала Скворцова на этот счёт было своё мнение. А тут ещё Светлов позвонил — вечером придётся выступать в дискобаре «Олимпия», отказ, естественно, не принимается. Уважительной причиной будет считаться разве что её присутствие в палате интенсивной терапии в качестве пациента, всё остальное карается неустойкой. И что ей делать? Как выбраться из дому? И Киру навестить теперь не получится, а надо бы. Она звонила ей полчаса назад — у подруги такой грустный голос, что сердце разрывается! Там явно что-то случилось, но Тимохина, как обычно, будет молчать до последнего — та ещё Зоя Космедемьянская!

— Тук! Тук! К тебе можно? — в дверь просунулась кудрявая головка Кати. Она вошла, не дожидаясь приглашения, и посмотрев на приникшую лбом к стеклу Ангелину, шутливо процитировала:

— Сижу за решёткой в темнице сырой!

— Не смешно! — сухо ответила старшая сестра. Она вдруг оживилась и, спрыгнув с подоконника, плотно закрыла дверь.

Катя удивлённо следила за ней взглядом.

— И что это значит?

— Катя, помнишь, ты рассказывала, как сбегала из дома, когда тебя запирали?

— На память не жалуюсь.

— Послушай, мне сегодня вечером очень нужно попасть в одно место. Поможешь?

Зелёные глаза девочки заблестели от любопытства.

— У тебя свидание? С тем парнем, что тебя вчера притащил? Я слышала, как генерал с ним ругался. А кто он?

— Предатель — вот кто! — обиженно проворчала певица.

Огонёк любопытства в глазах Кати разгорался всё ярче.

— Почему предатель? Он тебя бросил? Ушёл к другой?

— Пусть идёт куда хочет! Слышать о нём больше не хочу! Так ты поможешь? У меня сегодня вечером выступление в клубе, если не приду — продюсер живьём съест!

Катя сразу поскучнела.

— Фу! Как банально!

— Катя! Это очень серьёзно. Если нарушу условия контракта — буду всю жизнь на него вкалывать как рабыня на плантации!

— Эх, значит, я опять одна в этом сумасшедшем доме останусь? — с грустью вздохнула девочка. — Ну ничего, вот летом закончу школу и всё — прощай навсегда, колония строгого режима!

— Почему одна я ведь…

— Что? Вернёшься — как бы не так!

Ангелина вздохнула, действительно разве оказавшись на свободе, она захочет снова вернуться в «заключение»? Тем более что все её вещи и документы остались на старой квартире!

— Ты права — не вернусь, но я не хочу, чтобы тебе из-за меня досталось. Если папа узнает…

— Да ничего он не узнает. Я договорюсь с соседкой по телефону, а когда ты по пожарной лестнице переберёшься к ней на балкон, я в этот момент буду играть в шахматы с твоим папочкой — железное алиби!

Ангелина почувствовала, как к горлу снова подступает тошнота.

— По пожарной лестнице? Но ведь у нас шестой этаж?

— Ну да, а Машка — на седьмом. Лестница совсем рядом с балконом проходит. Помнишь, мама ещё ругалась из-за этого, когда мы только переехали. Боялась, что к нам по ней или грабители или мальчики лазить будут. Но если тебе страшно…

— Нет, нет! — Ангелина взяла себя в руки. — Всё нормально, я смогу.

— А потом куда пойдёшь, на квартиру?

Ангелина вздрогнула, представив перспективу: ночь в пустой разгромленной кем-то, возможно убийцей, квартире!

— Нет, я у Щукиной переночую.

Катя закатила глаза:

— У Щукиной! Какое непростительное расточительство: на что ты тратишь свою свободу! Уж я бы точно нашла ей лучшее применение.