— Нам нужно уходить отсюда, — сказал Ладо. — Скоро увидят дым, могут набежать люди. Эх, как бы ни было проблем, Иларий. Мы уже столько дел тут натворили…

Тито повел Вариду домой. Она уже лучше дышала, но все равно чувствовала себя неважно. В сторону горящего дома она трижды плюнула и что-то пробормотала. А мы, взяв лопату, пошли на кладбище. Выкопав рядом с могилой Бахмена две небольшие ямки, я бережно положил туда миски с прахом.

— Я думаю, мы совершили ошибку. Нам нужно было поджечь и сарай, и овчарню. Если нам не повезет, могут быть вопросы, — сказал Ладо, наблюдая, как я с любовью насыпал землю, укладывая ее в аккуратные горки. — Тебе нужно будет завтра прийти к Милону. Он должен знать, что ты не погиб при пожаре. Иначе возникнут вопросы, куда подевались овцы и лошадь. Могут решить, что это был не несчастный случай, а поджог с целью ограбления. Нужно быть осторожными.

Я кивнул. Дойдя до дома Бахмена, я почувствовал невероятную слабость в ногах, поэтому, едва закрыв за собой дверь, я упал на лавку и снова провалился в темноту. Моего дома больше нет. И его больше нет.

13.

На следующий день, закинув в голодный желудок, чтобы он не издавал слишком неприличных звуков, несколько вареных картофелин и, закусив хлебом с водой, я направился к дому старосты Милона. Я не знал, где он живет, но мне сразу же указали дорогу. Его дом особняком расположился на большой безлюдной территории, достаточно далеко от моего, на границе между Холмами и Низкогорьем. И я никогда ранее не видел настолько больших и красивых домов. Для посетителей был построен отдельный вход в небольшой домик, на котором висела табличка с большими буквами «Приемная».

Увидев меня, Милон театрально вскинул брови, захлопотал, будто встречал дорогого гостя, и пригласив в свой кабинет, закрыл дверь.

— Мальчик, ты живой? Мне уже вчера донесли, что случился страшный пожар! Твой дом сгорел дотла!

— Я спасся.

— О, слава Всевышнему! Но как же вся твоя семья, неужели они погибли?

— Да погибли.

— О, горе какое, какое горе! Я все думал о твоей семье, думал, чем бы помочь, врача искал нужного, да с врачами нынче беда. По душевным болезням не так то и просто найти. Ну, ты присаживайся, присаживайся, в ногах правды нет, — он подставил мне мягкий стул, обитый бархатной тканью, и я сел. — Ты рассказывай, как же так случилось? Думаешь, это несчастный случай? Никто не мог поджечь дом намеренно? Право, это очень странная история…

— В это время, когда случился пожар, я еще был в поле, пас овец. Не мог найти одну потерявшуюся овцу. Теперь сложнее приходится, мой пес помер.

— Ах, какая жалость, какая жалость, — закачал головой Милон, пристально уставив на меня свои круглые беспокойные глаза. — Но на пожар быстро прибежали люди, и некоторые там оставались до самой темноты, следили, чтобы огонь не перекинулся. Почему-то никто не видел там тебя и овец?

— Мне по пути встретился дядя Ладо, — ответил я, понимая, что уже начался вкрадчивый допрос, — он сказал, что мой дом горит, и что никого уже не спасти. Это было ужасно, но мне нужно было спасти стадо, иначе, увидев огонь, они все сдурели бы от страха и разбежались. Я погнал их к дому Бахмена. А там у меня просто случился ступор и я… я просто упал замертво на кровать и забылся.

— Понимаю, понимаю, это страшно потерять всю семью и дом, — запричитал он, — и я на твоем месте сам бы обезумел с горя. Ты еще хорошо держишься. А я-то, я-то валялся бы тут, прямо на полу весь в слезах, если бы со мной такое приключилось.

Милон корчил сожалеющее лицо и в тот же момент острыми глазами впивался в мои глаза, наблюдая, как коршун за добычей.

— Я не могу себя так вести. Мой отец учил меня быть сильным и не поддаваться слабостям. Моя боль — вся внутри меня, и поверьте, я очень страдаю, хоть по моему лицу вы этого можете и не увидеть, — мне показалось, что я убедил его, и он похлопал меня по плечу.

— Это правильно, все правильно. Ты мужчина, надо сдерживаться, мы же не бабы, чтобы во всю голосину реветь. Но позволь спросить, я ведь знаю, у твоего отца была лошадь, твой отец так часто бывал на базаре. Куда подевалась лошадь при пожаре?

— Лошадь?.. Она у Ладо, — я почувствовал, как краска заливает мое лицо. — Отец недавно ему одалживал. Ему надо было что-то там перевезти.

— Хм, интересно, интересно… — Милон оперся рукой на подбородок, несколько секунд что-то думал, почесывая остатки волос, обрамлявших лысину, — а разве Ладо не был в ссоре с твоим отцом? Понимаешь, многим кажется, что Милон сидит здесь, в своем большом уютном доме, да и глазом не ведет о том, что происходит в округе. Но поверь, у Милона везде есть уши! На то он и староста. Мне положено обо всем знать. Так, что же ты скажешь на это?

— Они потом помирились, — не моргнув, соврал я, и глаза Милона сцепились с моими.