Так я прочитал одно предложение, потом следующее и следующее, пока не закончилась страница. Хоть я и мало что понял из написанного, но для меня это не имело значения. Я, как вор, огляделся по сторонам, облизал пересохшие губы и вдруг, только осознав произошедшее, подпрыгнул и закричал: «Я умею читать!». Выбежав на улицу, я подскочил к Орику, который с удивлением смотрел на меня и вилял хвостом, и крепко обнял пса, отчего тот от радости еще сильнее завилял хвостом и начал облизывать мои щеки.

— Орик, я умею читать! Ты слышишь меня, дружище, я умею читать! — кричал я, и мне казалось, что пес отлично меня понимал. Он встал на задние лапы, а я, обхватив его передние, закружился с ним в танце. — Я умею читать! Ух, это невероятно!

Потом забежав снова домой, я сел на стул и продолжил. Я читал так, словно всю жизнь умел это делать. Вскоре зеленая книга показалась мне скучной и непонятной, и она была совсем не про путешествия, как я раньше думал. Быстро утратив к ней интерес, я без сожаления вернул ее обратно на полку и взял последнюю книгу, привезенную отцом — историю древних цивилизаций. Эта книга оказалась невероятно интересной, там же, в самом начале, я нашел раздел про тех людей, которых Богдан за ужином назвал «майла», которые на самом деле назывались «майя». И на время, которое мне казалось тогда бесконечным, я погрузился в чтение. Передо мной открылся целый мир, и мне не было больше дела до всего остального.

Небольшие деревянные часы отца, стоявшие на комоде в комнате, которую мы называли «большая зала», забили двенадцать. Нет, я не умел определять время, но знал, что родители и брат должны вернуться, когда толстая короткая стрелка будет стоять где-то вверху круга. Но с учетом того, что дороги сырые, они могли задержаться в пути. И я даже с удовольствием представил, как они увязнут в какой-нибудь глубокой луже, и лошадь не сможет тронуться, как они будут скользить по размякшей земле, все грязные и мокрые, пытаясь вытолкать повозку. Тогда у меня было бы еще немного времени, но нет, вскоре Орик залаял на особый манер, означавший, что прибывают свои. Мой волшебный мир рухнул. Я машинально запихнул книгу под кофту, намереваясь стащить ее, но тут же осадил себя и вернул ее на место, так как брат наверняка бы заметил пропажу. Потом побежал к своей лестнице на чердак и запрыгнул с бешено колотящимся сердцем в кровать. Я должен был снова стать прежним мальчишкой-пастухом, глупым и необразованным. Хотя я уже знал, что скоро все изменится.

Заглянула мать, справиться о моем самочувствии. Я, насколько мог, успокоил дыхание, и, легонько покашливая, сказал, что уже чувствую себя немного лучше.

— Как прошла служба в церкви? — спросил я. — Что говорил отец Виттий?

— Сегодня он рассказывал нам об отроке Варфоломее, — улыбнулась мать, смотря куда-то в окно.

— И что же отрок Варфоломей?

— Это был мальчик, примерно такого возраста, как и ты. Ему плохо давалась грамота, и однажды в поле ему встретился один старик, который оказался святым. Старик помог Варфоломею в изучении грамоты, он благословил его, и Варфоломей со слезами молил, чтобы поселился старец в доме родителей его. В доме старца накормили, и он сказал, что бог дарует Варфоломею знания, чтобы он прославлял его.

— Он со слезами молил, чтобы старец поселился в доме родителей его? — повторил я, пребывая в оцепенении.

— Да, — легонько кивнула мать, — так и сказал: «Со слезами молил». А что ты так заинтересовался? Жалеешь, что не пошел?

— Да, жалею, — ответил я, и мать ласково потрепала меня по голове. Когда она собиралась уже уходить, я спросил: — Мама, так значит, святые все же есть?

— Наверное есть, но я их не встречала.

Как только мать вышла, мысли безумным вихрем пронеслись у меня в голове: что если тот старик был святым, а я так нехорошо с ним разговаривал? Что если он проверял меня, насколько я добрый и милосердный, а я чуть не нагрубил ему и даже не подумал дать ему приют? Краска стыда залила мое лицо. Как я мог плохо думать о том, кто может творить такие чудеса! Ведь грамота не может быть от лукавого.

Я больше не мог лежать на чердаке, мне нужна была книга, и я знал только одного человека, который мог бы мне ее одолжить. Это был тот самый грузин, дом которого стоял возле старого тополя.

В прошлом году, когда я прогуливался с Ориком, я увидел смуглую темноволосую девочку, игравшую в тряпичные куклы возле покосившегося забора маленького ветхого дома. Я знал, что в том доме давно никто не жил, и с удивлением смотрел на девочку. Она тоже с любопытством поглядела на меня и помахала рукой. Так я познакомился с Софико, младшей дочерью грузина Ладо. Софико же познакомила меня со всей своей семьей, и с тех пор я, когда улучал время, приходил в гости к их дружной семье. Я знал, почему они жили обособленно, и почему мой отец и остальные жители недолюбливали их. Они были слишком ярким и жизнерадостным пятном в наших серых и скучных Холмах.