Мы выходим к озеру, пересекаем пешеходную дорожку и спускаемся к самой воде… Я с жадностью вдыхаю слегка илистый запах стоячей воды и выброшенных на берег водорослей, которому почти удается перебить запах материнских волос… и кофе.

Вдох-выдох, вдох-выдох…

Мужчина рядом со мной усаживает меня на траву и привлекает к себе… крепко-крепко, так что у меня даже кости трещат. Но я молчу — эта боль мне приятна. Пусть лучше любовь переломает мне все кости, чем равнодушие заставит скрежетать зубами и выворачиваться наизнанку…

— Прости, что проследил за тобой, — Патрик прерывает наше молчание, вглядываясь в мое зареванное лицо. Выгляжу я, конечно, ужасно…

— Ничего, я даже рада этому.

Он выдыхает, совсем тихо, но я слышу это — облегчение.

— Просто ты была такой странной, Ева, — добавляет он снова, — я подумал, что тебя нельзя оставлять одну.

— Никогда… никогда не оставляй меня одну, — только и могу прошептать я, снова прижимаясь к нему всем телом. Так мы и сидим какое-то время, а потом грудь Патрика начинает вибрировать под моим ухом, и я слышу его слова:

— У меня есть ответ на волнующий тебя вопрос…

Я недоуменно смотрю на него, не совсем понимая, о чем он сейчас говорит.

— Тот вопрос, который ты задала матери, — поясняет Патрик с виноватой полуулыбкой. — И да, я все слышал… Не смотри на меня так.

— Как? — улыбаюсь я. Мне вдруг делается так легко на душе: Патрик наконец-то все знает, и мне больше не придется ничего от него скрывать. Гора с плеч… И я, действительно, улыбаюсь! Очень влюбленными глазами. — Так как мне не следует смотреть на тебя?

— Так влюбленно, — улыбается мне Патрик в ответ. — Ты меня смущаешь…

— Но я, действительно, люблю тебя, — пожимаю плечами, так как никакой тайны тут нет. — Мне кажется, я уже говорила тебе об этом…

При этих моих словах лицо Патрика делается чрезмерно серьезным, почти строгим…

— Ева…

— Да?

— Я тут хотел тебе сказать…

— Да? — Я вдруг ощущаю щекотку страха глубоко в душе…

— Черт, почему это так сложно сделать? — взрывается вдруг Патрик, сжимая мою ладонь. — Никогда не думал, что это так трудно… В общем, Ева, я хотел сказать… что… я… короче говоря, наверное, я тоже тебя люблю…

— Только «наверное»? — выдыхаю я с облегчением, которое едва ли могу выразить словами.

— Да нет, — треплет он себя за волосы, — я вообще-то уверен в этом, просто…

— Просто Патрик Штайн не верит в любовь, я помню! Я помню об этом.

И тогда он, наконец, пристально смотрит мне в глаза:

— Да, не верил… но, наверное, она все-таки существует, — отчеканивает он практически по слогам. — А если быть точным, то это ты заставила меня поверить в нее… — И добавляет: — Не хочешь узнать, ответ на какой вопрос у меня для тебя есть?

— Так какой же ответ у тебя для меня есть? — послушно интересуюсь я.

Он снова запускает пятерню в волосы: весь его вид наглядно демонстрирует внутреннюю борьбу с собственной закоснелой натурой циника… Мне даже его чуточку жаль, но, как известно, то, что нас не убивает — делает нас сильнее.

— Ты спрашивала мать о том, зачем она родила тебя… Я слышал, извини. — Едва заметно киваю. — Так вот, я думаю, что она родила тебя для меня…

Тут уж я улыбаюсь широко… и почти сквозь слезы.

— Спасибо, Патрик, — с чувством говорю я ему. — Такое признание дорогого стоит, правда.

— Ты не думай, я не шучу, — вскидывается он так, словно я усомнилась в его словах, — я на самом деле так думаю. Ева, с твоим появлением все стало другим… жизнь стала другой… Я и не знал, что она может быть такой… такой яркой, что ли… такой…

— Сногсшибательной? — подсказываю я, тонко намекая на его драку с Килианом да и с Маттиасом Фишером тоже. Какое счастье, что тот замолчал этот случай…

— Прости, — пожимает он плечами с самым виноватым видом. — Видно, любовь, действительно, сводит с ума… — Потом отводит прядь моих волос от лица и очень нежно целует в самые губы. — Я только одного боюсь, — шепчет он еле слышно.

— Чего же ты боишься? — я тоже перехожу на шепот.

— Боюсь, что однажды ты проснешься и поймешь, что не любишь меня больше…

Я широко улыбаюсь, потираясь кончиком носа о его нос.

— У меня было достаточно времени, чтобы разобраться в своих чувствах, — продолжаю шептать я. — Целых девять лет и шесть с половиной месяцев, — потом бросаю взгляд на часы и добавляю: — А еще семь часов тридцать шесть минут.

— А про секунды ты забыла, — насмешничает Патрик.

— Секунды роли не играют. Просто я хочу, чтобы ты понял, насколько сильно я уверена в своих чувствах… — Касаюсь его щеки, глаз, морщинки на лбу… — Только из-за тебя я и вернулась в Виндсбах.

И тогда он говорит:

— Прости, что бросил тебя… Что не писал, как обещал… Что… — Он машет головой в немом раскаянии: — Я такая сволочь, Ева. На самом деле мне нет прощения, я знаю. Прости меня, пожалуйста…