Леон не улыбается, не отшучивается чем-то достаточно легкомысленным, только продолжает глядеть на меня серьезным взглядом, пробирающим до костей. Разве я давала разрешение заглядывать в свою в душу? Не припомню такого…

Звон разбившегося стекла прерывает наш зрительный контакт, и я почти с благодарностью произношу:

— Ничего страшного, фрау Штайн упокоила очередной стакан. Пора переходить на пластиковую посуду… — Потом подхватываю поднос с ее завтраком и спешу в комнату дальше по коридору. В выходные сиделка не приходит, и нам с Патриком приходится обходиться своими силами: так вышло, что нынче это самые нелюбимые мною дни. Дни, когда мне приходится переносить жгучую ненависть, теперь уже имеющую под собой реальное основание… Старушка никак не способна простить мне «соблазнение» ее сына.

Иногда это «веселит» меня до слез…

Вот и сегодня она не собирается быть мягче: выплевывает каждую ложку овсяной каши, положенную мною в ее перекошенный инсультом рот.

— Хотите остаться голодной? — как можно спокойнее осведомляюсь я. — Это легко устроить. — И добавляю: — Однако Патрика это не сделает счастливее… Или вам плевать на собственного сына?

Фрау Штайн глядит прямо в мои глаза и демонстративно исторгает из себя очередную порцию так и непроглоченной каши. Та бежит по ее подбородку, и я понимаю: плевать она хотела именно на меня — и ведь вздорная старуха даже не понимает, что своим неприятием моей персоны делает несчастным и Патрика тоже.

Швыряю ложку в тарелку и иду вон из комнаты: я так больше не могу. Приезд Луизы с детьми как будто бы обнажил что-то во мне… возможно, глупого ребенка, не желающего мириться со взрослыми проблемами. Это так не вовремя, так ни к чему…

В дверях я сталкиваюсь с Луизей:

— Давай я ее покормлю, — предлагает она, как будто бы прочитав мои мысли. — Возможно, со мной он станет вести себя лучше.

— Спасибо, — киваю и спешу запереться в ванной комнате. Минутка уединения и покоя ради обретения вселенского спокойствия… И мне почти удается этого добиться, когда я вдруг слышу веселый голос Каролины:

— Леон, Ева, танцуйте от радости: сегодня мы приглашены на пляжную вечеринку. Отказы не принимаются!

Не знаю, почему: мое сердце пропускает удар…

Пляжная вечеринка в конце сентября сильно отличается от пляжной вечеринки в летнее время года… Мне пришлось надеть самые теплые леггинсы и облачиться в свитер с огромным воротом, чтобы только уберечься от холодного ночного воздуха, готового пробрать тебя до костей.

Стоило захватить и куртку, да, послушавшись совета Каролины, я этого по глупости не сделала. Я вообще поступила глупо, согласившись сюда прийти… То ли от нервов, то ли все-таки от холода у меня буквально зуб на зуб не попадает, и я с опаской поглядываю на каждого проходящего мимо костра человека, боясь узнать в нем симпатичное лицо парня, сказавшего однажды, что будет любить меня, несмотря ни на что.

Глупое обещание, высказанное в запале…

Я не знаю никого из ребят, собравшихся этим вечером на пляже, — я вообще мало с кем общаюсь в городе. Мало с кем из молодежи… Мне всегда тяжело вливаться в новую компанию, поэтому я с удивлением наблюдаю за Каролиной и Леоном, весело болтавшим с другими присутствующими. Они настолько гармонично вписываются в новую компанию, словно состоят в ней с момента своего рождения…

По дороге проносится чей-то байк, и вскоре я замечаю знакомую фигуру, направляющуюся к нам со стороны парковки. Глупое сердце опять пропускает удар, и я как можно ниже опускаю голову, загородившись распущенными волосами, как щитом. Авось не заметит…

— Здравствуй, Ева, — приветствие звучит так обыденно, словно мы не виделись не долгих три месяца, а всего лишь каких-нибудь пару-тройку дней. Или, возможно, Каролина просто-напросто успела предупредить парня обо мне…

— Здравствуй, — отзываюсь как можно спокойнее. — Давно не виделись…

— Да уж порядком, — соглашается он, присаживаясь рядом на одеяло. Всполохи огня, разведенного прямо на песке, причудливо пляшут по его лицу… Вижу это краешком глаза, не решаясь посмотреть в лицо Килиана напрямую. Боязно… С чего бы, и сама не понимаю.

— Как поживаешь? — интересуется между тем парень, похоже, не замечания моих терзаний. — Чем занимаешься?

Я рада, что мне есть, что ответить на этот вопрос:

— Устроилась работать в швейную мастерскую «У Клары».

— Да, я, кажется, слышал что-то от мамы, — отзывается Килиан. И спрашивает: — Тебе там нравится?

— Очень. Клара советует пойти учиться… — Тут я понимаю, что сболтнула лишнего: об этом я даже Патрику не говорила. Во время учебных блоков мне придется ездить в другой город, и я чувствую подспудную панику от одной мысли об этом. Линус и фрау Штайн крепко-накрепко привязала меня к Виндсбаху.

А собеседник уже интересуется: