Хочется разозлиться на него, но теперь уже не получается: если разлюбил — я никому навязываться не собираюсь.

— Не позвонил? — спрашиваю просто, и вижу недоумение в его глазах.

— В чем дело, Ева? — снова интересуется он. — Мне позвонила Кристина Нортхофф, сказала, ты ночуешь у них. Почему сама не позвонила и почему вообще не ночевала дома? — И снова: — У нас все хорошо?

— Это ты мне скажи, — отвечаю дрогнувшим голосом. — Это ты, а не я ссылаешься на несуществующую работу, а потом сидишь в кафе со старой знакомой, довольно мило беседуя. Разве не так?

Вина в глазах Патрика буквально бьет меня под дых — она красноречивее любых слов. Сдержаться не удается: слезы снова повисают на ресницах, и я смахиваю их ладонью. Нет-нет, только не снова… только не опять.

— Так и знал, что стоило рассказать раньше, — сетует Патрик, качая головой. — Просто я как бы и сам был в шоке, а потом приехали твои родные… — Он порывается ко мне и заглядывает в глаза. — Все несколько иначе, чем ты думаешь, — говорит он с виноватой полуулыбкой. — Эта женщина…

— Рената Мельсбах, — подсказываю я.

Патрик снова качает головой.

— Мне стоило догадаться, что в нашем городке такие новости быстро разносятся. — Он стирает слезы с моей щеки и подводит к дивану: — Да, ее зовут Ренатой Мельсбах, мы когда-то вместе учились… — Мы садимся друг подле друга, и Патрик стискивает мои руки. — Когда-то мы даже встречались, — признается он мне. — Ей тогда было не больше восемнадцати, и мы довольно скоро расстались. Из-за их переезда. — Он замолкает, должно быть, припоминая события далекого прошлого.

И я не выдерживаю: я должна знать, к чему он ведет.

— Но теперь она вернулась… — заполняю возникшую паузу своими словами. — Зачем, Патрик? Зачем она снова в Виндсбахе?

Тот подрывается с места и делает несколько быстрых шагов по комнате: правда бурлит в нем подобно вулкану, но произнести ее вслух оказывается ох как непросто. И я понимаю почему, ровно через секунду…

— Она вернулась, чтобы познакомить меня с сыном, — выдает Патрик на одном дыхании.

У Патрика есть сын…

У Патрика есть сын от Ренаты Мельсбах, подруги детства…

У Патрика есть сын от женщины со слабым сердцем, которая боится умереть во время операции и оставить сына сиротой.

Все это я узнаю буквально за час до звонка в дверь, оповещающего о ее визите. Я все еще слишком оглушена услышанной новостью, однако встаю и иду открывать… Патрик, как мне кажется, в еще худшем состоянии, чем я сама. Наверное, это действительно шок: узнать, что где-то, независимо от тебя, рос твой собственный тринадцатилетний ребенок, и ты ничего об этом не знал.

Мельком бросаю взгляд в зеркало и поражаюсь бледности своего лица — по крайней мере, следов слез не видно.

— Здравствуйте, Ева.

— Рената. — Я отхожу, впуская женщину в дом, и только теперь замечаю высокого парнишку, стоящего за ее спиной. Темноволосый, с карими до черноты глазами, он совсем не кажется мне похожим на Патрика, к тому же волком глядит из-под ниспадающей челки — я даже немного пугаюсь. Как самого этого взгляда в частности, так и общего вида в целом. На нем черные джинсы с черной же футболкой, а железные набивки на бутсах такие же острые, как и его взгляд.

Не очень похоже, что он рад предстоящему знакомству с отцом…

Пока я его рассматриваю, Патрик тоже появляется в коридоре, и я слышу напряженный голос Ренаты, приветствующий его. Потом она указывает на подростка и произносит:

— Это Лукас, твой сын.

И вот они стоят друг напротив друга и ни один не решается сделать шаг к сближению. В конце концов первой не выдерживает именно Рената: она подталкивает сына вперед и говорит:

— Может быть, уже пожмете друг другу руки. Этого было бы достаточно для начала…

Парнишка закусывает губу, нехотя, но повинуясь — Патрик встряхивает его ладонь, выпуская ее с такой стремительностью, словно та опалила ему пальцы.

Еще одна секунда тревожной неловкости, а потом я предлагаю пройти в гостиную. На часах восемь утра — через полчаса мне нужно быть на работе… Не представляю, зачем Патрик устроил все это именно сейчас, и с трудом сдерживаю удивление, когда слышу слова гостьи:

— Спасибо, что позволили нам пожить в квартирке над гаражом. В городе у нас никого не осталось, а жить в гостинице было бы слишком дорого.

— Она все равно пустует, — отвечает Патрик, не глядя на меня. Понимает, что принял решение, не посоветовавшись со мной… Еще вчера во время свидания в кафе, а теперь, если и сожалеет, отступать уже некуда.

— Надеюсь, вы не против? — спрашивает меня женщина. — Я вовсе не хочу доставлять вам неудобство.

Я вымучиваю полуулыбку.