Двое мужчин перебрались по натянутым сеньорой Энрикес верёвкам, переправили несколько мешков с порохом и вернулись. Комендант отправил гонцов предупредить стражу, чтобы они успокоили жителей, которых разбудит грохот камней. Наступил черёд канониров. С первыми лучами рассвета грохнул взрыв. Со стены заворожённые люди смотрели, как скала дрогнула, пошатнулась, и лавина камней обрушилась на предместье. Снизу до людей на стене доносились крики и проклятия мовров. Главный шатёр был снесён. Завалена дорога из предместья к малым воротам — с этой стороны стало невозможно подкатить осадную башню, а груды камней не хуже глубокого рва здесь защитили Сегилью и от обычного штурма. В стане неприятеля возникла суета, даже паника. Пираты, не зная, будет ли ещё камнепад, или это вовсе землетрясение, спешно покидали предместье. Стали сворачивать шатры и со второй стороны, вдоль дороги, соединяющей Сегилью с другими провинциями. Защитники города, почувствовав вкус победы пришли в восторг. Крики радости разбудили весь город. Люди кричали «Ура коменданту!», «Ура сеньоре Энрикес!», «Ура нашим защитникам!» Дон Себастьян построил отряд, который достойно бы проводил неприятеля, потом поднялся на стену отдать распоряжения канонирам, и тут шум перекрыли другие крики:

— Смотрите!

Все замерли. Из-за горы, закрывающей город от южных штормов, появились новые корабли. В этот раз мовры не пытались маскироваться — горожане узнали их флаги. Не пиратский набег, а война. В один миг всё изменилось — возрадовались осаждающие, померкла радость у осаждённых. Постепенно одна пара глаз за другой переводили взгляд с кораблей на коменданта. Дон Себастьян обернулся и спокойно сказал в возникшей вокруг него растерянной тишине:

— Скоро штурм. Готовимся к обороне.

Штурм был решительным. Новые корабли, не дав защитникам города передышки, ринулись в бой. Стены Сегильи сотрясались от ядер, а бойницы заволокло дымом. Артиллерия крепости дала достойный отпор — и на три корабля у противника стало меньше. В ход пошла и осадная башня, но ей навстречу по дороге от главных ворот защитники выкатили огромное колесо, покрытое снаружи горячей смолой, внутри начинённое защищённым от огня порохом и металлическими обрезками. Меткий выстрел из крепости — и порох взорвался, сметя осадную башню и убив множество мовров. Неприятель, окрылённый подмогой, на сей раз оказался упорен. Волны людей одна за другой стремились в атаку, с лестницами, таранами, пережидая очередные обстрелы, надеясь — защитники дрогнут. Последний залп корабли дали вечером и отошли, бросив якорь в недосягаемости от пушек Сегильи, но с этого расстояния и их артиллерия не могла повредить крепости.

Поняв, что и в этот день Сегилья с честью отбилась от неприятеля, дон Себастьян, хотя еле держался на ногах, нашёл в себе силы улыбнуться и сказал офицерам:

— Судя по упорству, с которым мовры штурмовали крепость, у новых кораблей не так уж блестяще с припасами, и они не смогут долго обеспечивать водой и провиантом своих людей, хоть мы их и порядочно проредили. К счастью, на побережье мало селений, до которых пираты могли бы дотянуться, и, надеюсь, жители успели отравить свои колодцы, прежде чем сбежать.

Комендант назначил дежурных, остальным велел отсыпаться.

— Больше всех нужно выспаться вам, — строго сказал дон Фернандо. — И ещё, у вас кровь на щеке.

— Царапина. При обстреле, осколком камня.

— Не подцепите заразу.

— Я всё равно должен зайти в госпиталь — много раненых. Заодно попрошу травницу обработать.

***

До госпиталя комендант смог добраться только спустя три часа. Нужно было обойти караулы, подняться на башни, добиться, чтобы уходящий день остался для защитников города днём атаки и днём отбитого штурма, несмотря на подмогу, подоспевшую к неприятелю. Дон Себастьян к тому же понимал — пока в госпитале принимают раненых, он будет только мешать. Сопровождавший его дон Альфонсо на середине пути процедил:

— Вы ещё улыбаетесь? Будто сделаны из железа…

— Осталось немного.

— Посыльные знатных господ нашего города трижды спрашивали, не окажете ли вы им честь посетить сегодня собрание в ратуше. Сеньоры хотят вас приветствовать и поблагодарить.

— Не сегодня.

— Вы всё время отвергаете приглашения!

— Вы отлично знаете почему.

— Знаю, конечно… — протянул дон Альфонсо. — Но мне всё труднее за вас объясняться.

— Будьте любезны, объяснитесь ещё и сегодня. Кстати, как ваш дядя? Мне доложили, что вы его навещали.

— Зол на вас. Я узнал много новых ругательств.

— Я освобожу его, как только даст слово чести не препятствовать мне во время осады. Я не оформлял протокол.

— Он и на меня всё время ругается, что я позволяю вам собой помыкать.

— И что вам советует?

— Как что? Делать, что вы прикажете. И как это мне это понимать? — капитан из последних сил улыбнулся.

— Вместо собрания ступайте-ка спать.

— Я спал, в отличие от вас, прошлой ночью.