Спустя несколько схваток кабальеро были ещё полны сил и желания продолжать. После небольшой передышки они снова взялись за рапиры. В это короткое время в голове дона Фелиса бродили разные мысли. Он всем существом осознавал абсурдность ситуации, в которой оказался. Как порядочный человек, он признался в своём глупом поступке, сделал бы это ради любого, не говоря уж о том, кого он и весь город привыкли называть комендантом. Кабальеро был совершенно уверен — его признание покончит с гнусным обвинением против героя Сегильи, и никак не ожидал, что подтверждать свои слова придётся демонстрацией достижений в искусстве фехтования. В довершение всего, в его противника влюблена девушка, из-за которой дон Фелис потерял если не голову, то интерес к другим представительницам прекрасного пола. И что этот герой? Ему грозит допрос с пристрастием, а он с увлечением фехтует, будто на поединок любуются дамы, а не обвинители.

Дон Фелис сам себе казался спокойным и сосредоточенным, не понимая, как в нём растёт раздражение, злость, некстати вспоминаются слова безответно любимой девушки: «Он человек, из плоти и крови, а ведёт себя, будто сделан из стали», и мутное, недостойное желание проверить, всегда ли этот человек способен себя вести, будто сделан из стали.

Новая схватка выплеснула затаённые чувства. Дон Фелис повёл бой агрессивнее, рукой его вела ярость, и спустя несколько минут он почувствовал удар в грудь, а потом увидел, как ему салютует улыбающийся комендант.

— Благодарю вас, дон Фелис! Давно не встречал я столь достойного противника. Жаль, что после передышки вы поддались азарту, а то мы ещё долго бы не закончили. Может быть, даже, — дон Себастьян подмигнул, — победа досталась бы вам.

«Хорошо, пусть это будет азарт…» — подумал про себя дон Фелис. Ему было стыдно за свою вспышку. Вслух кабальеро сказал:

— Надеюсь, ваши обвинители теперь убедились в правдивости моих слов, и вы будете сегодня же освобождены.

— Вряд ли, — на удивление спокойно ответил дон Себастьян. — В ордер вписан повод, а не причина моего ареста, — и, заметив, что герцог и граф увлечённо обсуждают детали поединка, шепнул: — Порох.

Дон Фелис сразу догадался, о чём речь. Все в ополчении знали о том, что изменники планировали подорвать старую башню, и тогда для мовров был бы открыт проход в крепость. Губернатор отдавал больше времени своей коллекции, чем исполнению прямых обязанностей, и теперь, разумеется, боялся расплаты, а потому воспользовался случаем устранить свидетеля. Проклятие! Коменданту грозит серьёзная опасность, а он фехтует и улыбается как ни в чём не бывало. Точно сделан из особого теста или свалился с луны. Или все де Суэда такие?

Обвиняемый, свидетель и обвинители вернулись в допросную. Навстречу им вскочили сеньор Лопес и Менго, смущённо дожёвывавшие хлеб с ветчиной. Инквизитор попытался придать себе величественный вид, но это плохо вязалось с его щеками, ещё более пухлыми из-за недоеденного куска. Кое-как проглотив остатки своего обеда, сеньор Лопес потребовал перейти к делу:

— Итак, показания свидетеля противоречат материалам…

— Стойте! — дону Себастьяну пришла в голову догадка. — Дон Фелис, прошу вас, назовите ваше полное имя! — спросив, молодой человек опустил глаза к записям дона Бернардо об убийстве графа де Гарофа.

Не задавая лишних вопросов, кабальеро ответил:

— Фелис-Хосе-Мария-Доменико-Алонсо-Габриэло-Бартоломео-Мигель-Рамиро-Леонсио де Гарсиа-и-Бланес.

— Всё сходится! Дон Бернардо оставил в своих записях ваши инициалы. Надеюсь, сеньоры, теперь сомнений в правдивости показаний сеньора де Гарсиа не остаётся?

Обвинители сквозь зубы вынуждены были признать справедливость его слов. Дон Фелис искренне обрадовался.

— Сеньор де Суэда может быть свободен?

Ему ответил дон Диего:

— Нет, дон Фелис. Он свободен только от обвинения в убийстве графа де Гарофа.

— Но какие ещё есть причины обвинять его в убийстве дона Бернардо?

— Сеньор… святой суд не обязан отчитываться перед вами!

— Ну, знаете… это переходит всякие границы!

— Прошу вас, дон Фелис, покинуть здание инквизиции.

— Но…

— Дон Фелис, поверьте, вам лучше уйти, — спокойно сказал ему дон Себастьян.

— Слушаюсь… — он чуть не сказал: «комендант», но вспомнил, что после осады инквизитор потребовал не называть его комендантом.

Не понимая, как самому играть роль в неизвестной игре, кабальеро сделал, что ему приказал человек, отдававший приказы во время осады. Коротко поклонился и вышел. По крайней мере, он всему городу может сказать: не верьте обвинению против героя Сегильи.