Дон Диего пытался собрать свои мысли. Из-за интриг герцога и высокомерия де Суэда он в собственных глазах стал болваном. Множество деталей, теперь отлично понятных, обидно ранили самолюбие графа, но с этим он быстро бы справился. Главное — брак молодого аристократа, спасшего город, и богатейшей в стране наследницы представлялся теперь неизбежным. Будущую графиню де Tевора всучат коменданту, даже если он её не желает, в довесок к королевской награде, которой сделают её наследство. План вывести из игры всего лишь одного из защитников города никуда не годился, когда речь зашла о коменданте, а возня с арестом отняла время. Разумный человек, каким дон Диего себя всегда считал, отступился бы, но страсть подчинила себе его разум. Прекрасная вдова, с её сияющей белизной кожей, огненными волосами и прорывающейся сквозь воспитание и прирождённую робость чувственностью, стала для колдуна болезненным наваждением, и он был готов любым способом добиваться желаемого, невзирая на глупость женщины и её безоглядную влюблённость в другого. Несколько планов, интриги и приворот, у дона Диего были уже составлены, но для любого из них нужно было избавиться от соперника, к злости на которого теперь прибавилось восхищение. Так хотелось думать, что кумир безмозглых куриц Сегильи на войне оказался одним из многих, не более! Увы, дон Диего сам себя обманул, а теперь мог только злиться на герцога, в котором стал видеть врага: «Старый хитрец заслужил, чтоб наш красавец ему наставил рога, заодно и улучшил породу. Жаль, что дон Себастьян мне так мешает…».

Чуть помедлив, граф решил понаблюдать, как себя поведут губернатор и сеньор Лопес.

***

Герцог, тем временем, не хотел брать на себя ответственность по делам инквизиции. Он, как все, был вымотан и запутался. Осталось ли обвинение в колдовстве? Выдаст ли граф дело о порохе? Не зная, что говорить, старик заворчал:

— От де Суэда одни неприятности. В нашей семье — с самого детства…

Дон Себастьян с изумлением поднял на него глаза:

— В детстве-то чем мы вам не угодили?

— Вы разве не слышали историю моей прабабки?

— Патрисии да Сильва, наследницы де Медина? Но это же… лет сто назад!

— Больше… а нам её до сих пор поминают! Представьте себе, — обратился старик к утомлённому и ругающемуся про себя графу. — Есть у нас родовая галерея портретов. Её мы показываем почётным гостям. Все смотрят на моих предков, кивают, скучают, а как увидят портрет доньи Патрисии — обязательно спросят: «Та самая, которую спасли де Суэда?» — и с огоньком эдак в глазах. Потом снова кивают, скучают… Представляете, как эта уважаемая семья с детства мне надоела?

Припомнил и граф:

— Знаю, знаю, учил в родословных Эспании… Герцога Медину за измену казнили вместе с наследником, должны были казнить и наследницу, но она убежала и спряталась… — он посмотрел на арестованного, — в замке Суэда.

— Да, — устало подтвердил обвиняемый. — Попросила убежище и его получила. Как могла быть виновна шестнадцатилетняя девушка?

— И тогдашний барон отказал в её выдаче.

— Разумеется.

— Король чуть на штурм не пошёл.

— Передумал.

— Ещё бы! — воскликнул нынешний герцог Медина. — На ваш замок пришлось бы бросить всю армию! А обвинение в измене позже смягчили, девицу восстановили в правах на наследство. Мне каждый раз задавали вопрос — почему никто из семьи де Суэда на ней не женился?

— Вы, ваша светлость, нашли подходящее время и место поговорить о семейной истории, — дон Себастьян потер лоб. — Почему на ней кто-то был должен жениться?

— На наследнице герцогства?

— Если мы ещё о ней говорим.

— Ну вот… и так с ними всегда. На ней мой прадед женился, стал герцогом, и теперь из-за вас, де Суэда, вся Эспания помнит — мы потомки первого герцога де Медина не по мечу, а по прялке!

— Может быть, пора пообедать? — предложил обвиняемый.

Дону Диего было не до обеда. Из неуместной беседы он вынес вопрос — может, и этот вот де Суэда не женится на наследнице? Впрочем, граф не стал мешать Менго, тихонько подошедшему к двери и велевшему принести вино и закуски.

Заговорил сеньор Лопес:

— Приступим к обвинению в колдовстве. Но начнём не с кота, а… — он сделал паузу. — С успеха у женщин!

Если бы сейчас в допросной появился Негрито и превратился в чёрта с рогами, он произвёл бы меньшее впечатление.

Кто вытаращил глаза, кто за голову схватился, слушая, как инквизитор, подняв указательный палец, степенно пояснял:

— Я, едва успел приехать в город, об этом услышал от штатных доносчиков святой инквизиции. Все женщины города влюблены в коменданта, то есть в обвиняемого. Я ещё сомневался, но сегодня, услышав, что некая сеньорита из-за обвиняемого разорвала помолвку с родственником самого герцога… Чем это объяснить, если не колдовством? — победно спросил сеньор Лопес.

— Вы знали, что он комендант? — заорал дон Диего.

— Конечно, но это не имеет значения. Дон Хуан мне сказал — никакие заслуги, и особенное внимание обратил на важность безупречной репутации членов святого суда, в первую очередь — следователя.

Общее мнение высказал герцог:

— Что-то сдохло в святой инквизиции… Дон Рикардо назначил следователем аристократа, дон Хуан — дурака.

Сеньор Лопес хотел что-то сказать, но никто не обратил внимание — вошедший слуга разлил вино по бокалам, хрустальным — дворянам, в их числе обвиняемому, из простого стекла — сеньору Лопесу с Mенго. В допросной в помине уже не было духоты, о пытках было решено только одно — они не повод оставаться без обеда.