— Наверное, и этот ваш кот…

— Пишите уже в протокол — я люблю кошек!

— А я, знаете, предпочитаю собак, — вставил герцог.

«О нет! Сначала о женщинах, теперь о котах и собаках!» — простонал про себя дон Диего, схватился за голову, а сеньор Лопес продолжил:

— Нужно выяснить не только про колдуна, но и с какой ведьмой водилось это животное.

— Только не это! — воскликнул отец Николас. — Если мы включим в список всех женщин, которые искали внимания если не самого дона Себастьяна, то хотя бы его кота… боюсь представить длину этого списка.

Подумав, что первой в том списке окажется донья Эстрелья, граф прикрикнул на рьяного дурака:

— Не смейте впутывать в это знатных дам!

— Но она вовсе не знатная дама! — оживился опять дон Альфонсо. — Та красотка из госпиталя…

— Замолчите, болван! — выкрикнул обвиняемый, не успев остановить отца Николаса, испуганно зачастившего:

— Она дворянка! Замолчите же, дон Альфонсо!

— Вы её знаете? Эту ведьму? — обрадовался сеньор Лопес.

— Здесь не ведьмы, а ваше богатое воображение!

— Что за ведьма? — дону Диего стало любопытно, к тому же забавно, что дон Себастьян так разозлился, и какую-то ведьму граф был совершенно не прочь выдать сеньору Лопесу в утешение за то, что дона Себастьяна придётся ему отпустить. — Сеньор инквизитор, предлагаю вам заняться своими прямыми обязанностями, то есть ведьмой из госпиталя, которая водилась с чёрным котом.

— Дон Диего! — возвысил голос дон Себастьян. — Вам угодно говорить о моём коте, а, может, поговорим об Астрамадуре?

— Астрамадуре? — граф был совершенно сбит с толку и озадаченно посмотрел на бывшего инквизитора.

— Да, об Астрамадуре, — ясно и твердо ответил дон Себастьян. — Графство Гарофа формально относится к провинции Сегилья, но его земли — ближе к Астрамадуре, поэтому именно в этом городе вы и держите собственный особняк. Вы верно заметили, что мне ничем не обязаны. Падение Сегильи и развитие Астрамадуры — в ваших коммерческих интересах.

— Вы… на что намекаете? — похолодел дон Диего.

— Разве я намекаю? Я говорю вам без всяких намёков — когда расследуют преступления, в их числе и измену, подозревают в первую очередь тех, кому выгодно. Вам, граф, выгодно падение Сегильи и усиление Астрамадуры.

— Как… вы… смеете… — граф едва мог выдавить из себя эти слова.

— Праздный вопрос, — хмыкнул герцог.

— Менго, внеси в протокол! — отчеканил сеньор де Суэда.

— Нет! — закричал дон Диего. — Я — не изменник! Я — что угодно, интриган, вор, убийца, колдун, но я — не изменник!

— Это записывать? — Менго тихонько спросил своего сеньора.

— Не нужно, ты видишь — граф не в себе.

— Я не в себе, но я не изменник!

— Ваше сиятельство, что вы разволновались? — сеньор Лопес спросил с большим удивлением. — Ведь он обвиняемый.

— Сын сапожника, что ты понимаешь! Если комендант де Суэда меня обвиняет в измене, то все сеньоры, все голодранцы, каждая собака в Сегилье будут считать меня изменником!

— Я сын кузнеца!

— Ты дурак, тебя твой дон Хуан для этого и отправил!

— Я… дон Хуан…

— Верно, милейший, — добродушно подхватил герцог. — Ну кто бы ещё решился пытать де Суэда, если не круглый дурак? А когда его семья и друзья потребовали бы ответа, дон Хуан и заодно дон Диего свалили бы всё на тебя. Обычные штуки в святой инквизиции, только ставки повыше обычного, вот и понадобился круглый дурак.

Сеньор Лопес беспомощно озирался, а граф на него закричал:

— Пиши приказ об освобождении арестанта, немедленно! — затем он обернулся к дону Себастьяну и, полный бессильной злобы, потребовал: — Вы обязаны обещать мне расследовать эту измену!

— Я вписал это обещание в прошение об отставке, — последовал суровый ответ.

— Ваше сиятельство, — заговорил сеньор Лопес. — Сеньор де Суэда уволен со службы. Не беспокойтесь, я непременно расследую…

— Не-е-т! — возопил граф.

— Молодой человек, — герцог добродушно сказал инквизитору. — Идите лучше ко мне на службу. Обещаю удвоить жалование.

— И можно будет жениться, — поддакнул отец Hиколас.

— Жениться? — круглое лицо следователя приобрело плутоватое выражение. — Вы, отец Николас, советуете мне жениться?

— Я, именно я, — со вздохом ответил священник. — Я немолод был, когда встретил мою донью Мартину. Был доволен, как отлично устроил собственные дела. Но теперь… В свой дом я только по праздникам смею входить через парадную дверь. Мои дети зовут меня дядей… Женитесь, молодой человек, непременно женитесь.

— И вот здесь подпишите, пожалуйста… — подсунул ему документ Менго.