— Не знаю, Михаил Сергеевич, — признался я. — Формально и официально — в 1991-м, а неформально… наверное, в 1987-м, когда разрешили кооперативы. После этого уже обратно было не вернуться, — я немного помолчал. — Хотя китайцы как-то справились… они и там, в будущем, коммунистами остались. Правда, не уверен, что они именно коммунизм строят, но называют себя именно так. И компартия у них… У нас, конечно, тоже есть, но над ней больше смеются. А вот над китайцами не посмеешься.

— Значит, семь лет. Или даже три года в самом плохом случае, — старик задумался. — Быстро… мало что успеть можно.

— Зависит от целей, — осторожно сказал я. — Если цель — сесть на деньги, забрать под себя какую-нибудь доходную отрасль, то, думаю, времени достаточно. Если предотвратить, то да, можно и не успеть. Но можно отсрочить, чтобы получить больше времени.

— И как же?

— Убрать Горбачева… — я посмотрел на их лица и быстро поправился: — Не физически устранить, не смотрите на меня так. Просто убрать из Политбюро, чтобы он Генсеком не смог бы стать.

В принципе, я был уверен, что Горбачев заслуживает четвертования на Болотной площади.

— Хех… физически, как ты выразился, устранить несравненно легче, — Валентин поморщился. — В Политбюро сейчас четырнадцать человек, и большинство из них должны проголосовать за то, чтобы вывести кого-то из состава. А потом вынести на Пленум ЦК. Прецеденты были, но это не тот случай. Ты себе вообще представляешь этот процесс?

Я смутно помнил историю с Ельциным, который вылетел не только из Политбюро, но и из кресла первого секретаря московского горкома, но решил в этом не признаваться. Про Ельцина мы пока говорили только вскользь, и мне не хотелось углубляться в первого российского президента.

— Не представляю, — честно признался я. — Где я и где Политбюро, мы на разных планетах обитаем.

— Не на разных, но мы тебя поняли, — кивнул старик. — Значит, ты считаешь, что это единственный путь… И кто же, по твоему мнению, должен занять должность Генерального секретаря?

Он посмотрел на меня так, что только законченный дебил не понял бы, что это ловушка.

— Понятия не имею. Я знаю только один вариант истории, другой мне посмотреть не дали. Возможно, вы покажете.

— Что, ваши историки не изучали, кто мог бы сохранить прежний курс?

— Могли и наверняка изучали, только я эти их работы не читал, — я не дал сбить себя с толку, но потом подумал — и решил быть чуточку более откровенным: — Я тут недавно в библиотеке изучал состав этого Политбюро. И, мне кажется, никто оттуда ничего не сможет сделать.

— Почему это? — кажется, мне удалось удивить старика.

— Большинство слишком старые, им уже ничего не интересно, жила бы страна родная… — продекламировал я.

— Возможно. А остальные?

— А остальные слишком нетерпеливые и некомпетентные.

— Это… хм… серьезное обвинение. Поясни, — потребовал Михаил Сергеевич.

— Да это не обвинение, — отмахнулся я. — Вот на примере того же Горбачева. Военное детство, потом учеба в школе, летом подрабатывал. Поступил в МГУ, на юрфак, кстати, — старик кивнул — видимо, знал эту деталь биографии будущего Генсека. — По специальности не работал, сразу пошел по комсомольской, а потом и по партийной линии. Занимался, если я не ошибаюсь, пропагандой и агитацией. Не знаю, много или мало он напропагандировал и наагитировал, но эти штуки — вещи в себе, учету и контролю не поддаются. Вернее, поддаются, но в неких абстрактных, оторванных от реальной жизни единицах. То есть решительно нельзя понять, хорошо или плохо работал товарищ Горбачев на своих должностях. В моё время ходили слухи, что его тянул кто-то из Москвы — мол, и в МГУ без экзаменов пристроили, и потом чуть ли не в КГБ пытались затащить, да Семичастный рогом уперся. Ну а про потом вы, наверное, лучше меня всё знаете. Много Горбачев наработал, когда руководил Ставропольским краем или был секретарем ЦК по сельскому хозяйству? Есть у него достижения?

Повисло недолгое молчание.

— Он внедрил новый метод уборки урожая… — Валентин потер лоб и пояснил, заметив наши взгляды: — Я в «Правде» читал. Продовольственная программа

— Отменили уже тот метод, — отрезал Михаил Сергеевич. — Как разовый эксперимент он был хорош, но постоянно его применять оказалось нельзя. Программа… Да, есть такая — и всё. Ты хорошие вопросы ставишь, Егор. Я посмотрю документы, подумаю. А кто в Москве его тянул? Об этом у вас не говорили?

— Однозначно — нет, думаю, даже если и было что-то подобное, то всё наглухо засекречено. Чаще всего Андропова называли… ещё, кажется, Суслова и Громыко.

Мои собеседники переглянулись.

— Андрей Андреевич жив… — пробормотал Валентин.

Мне показалось, что он не смог заставить себя произнести слово «пока» — но и не исключал, что мне просто померещилось.

— Жив, чего бы ему не жить, — кивнул старик. — Он мне ровесник.

Они оба посмотрели на меня, словно надеясь, что я им немедленно сообщу, когда умрет Громыко. Но я этого просто не помнил. До генсекства Горбачева тот точно дожил, это я знал безо всякой википедии, а вот что было с многолетним министром иностранных дел и «Мистером Нет» дальше — вылетело из памяти.

Я покачал головой.