Мы с Сашей поднялись на второй этаж и зашли в кабинет под номером десять. Там сидели две женщино-девушки, которые, кажется, уже вышли из комсомольского возраста, но почему-то продолжали трудиться на благо этой организации. Одеты и причесаны они были по моде семидесятых — наверное, пытались таким нехитрым образом сохранить молодость, — но выглядело это, скорее смешно, как любительская инсценировка «Служебного романа». Впрочем, я помнил депутатш моего времени — они тоже прошли через комсомол, сохранив похожий стиль и в глубокой старости. Я подумал, что Натаха хорошо впишется в этот коллектив.

— Анна, Нина, приветы! — жизнерадостно поздоровался Саша.

Я тоже буркнул что-то, приличествующее случаю. Мне очень не хотелось, чтобы мою судьбу определяли вот эти люди, но, похоже, других опций тут не предлагали.

— Это Егор, он написал тот доклад, — представил меня наш вождь.

— А, Егор! — воскликнула одна из женщин — я не понял, кто из них кто, а переспрашивать не стал. — Проходите, ребятки, садитесь вот сюда, Вадика сейчас нет, так что можете смело занимать его место. Но только сегодня!

Она хихикнула, радуясь своей шутке, вторая женщина и Саша её поддержали, и мне тоже пришлось растянуть губы в подобии улыбки.

— Егор, Анна и Нина работают в отделе учащейся молодежи, они наши кураторы, — объяснил Саша. — Нина ещё и совмещает — она секретарь комитета по нашему направлению. Прошу любить и жаловать.

Он наконец указал рукой на одну из женщин Так, Анна — справа, Нина — слева.

— Очень приятно, — сказал я. — Рад с вами познакомиться. А что с докладом? Насколько я понял, решили не растягивать собрание и его убрали. Смысл его сейчас обсуждать?

Анна и Нина синхронно посмотрели на Саша, а тот лишь виновато улыбнулся. Вообще тут он не выглядел уверенным в себе, каким был в институте. Сейчас он был похож на просителя, а не на хозяина.

— Саша тебе ничего не сказал? — уточнила Анна.

— Нет, — я помотал головой. — А что он мне должен был сказать?

Мой вопрос, кажется, поставил их в тупик. Я грешным делом подумал, что они привыкли говорить иносказательно и не любили прямоту. Возможно, этому их специально обучают на каких-нибудь курсах, которые, впрочем, и мне не помешали бы — после них сдавать философию было бы легко и ненапряжно.

Но Анна быстро взяла себя в руки.

— Ах, вот в чем дело, — она улыбнулась — и скинула лет примерно десять. — Тогда понятно, чего ты сидишь с таким лицом, словно сдаешь экзамен по философии и полностью забыл три источника и три составные части марксизма.

Я хотел вставить хохму про дураков, у которых сходятся мысли, но тогда пришлось бы пересказывать то, о чем я думал, а это было неправильно.

— В каком смысле? — вопрос прозвучал глупо, но меня это не заботило.

Мне хотелось как можно быстрее узнать причину перемены настроения этих женщин.

— В простом, — Анна продолжала улыбаться. — Дело в том, что Саша рекомендовал тебя в институтский комитет ВЛКСМ. Выбирать, конечно, будут члены вашей организации, — спохватилась она, — но нам нужно посмотреть, чтобы кандидатуры, которые вынесут на голосование, были людьми ответственными и не подвели Сашу.

Я подавил порыв схватить этого Сашу, чтоб ему икалось и на этом, и на том свете, вытащить его в коридор и кастрировать, невзирая на разницу в весовых категориях..

— Нет, он мне ничего про это не говорил, — твердо сказал я. — И мне непонятно, с чего он решил меня выдвинуть. Я первак, авторитета в институте у меня нет, меня просто никто не знает. Таких в космонавты — то бишь в комитет — не берут.

— Вообще-то как раз таких и берут, — раздался от двери совершенно незнакомый мне голос.

Я повернулся.

Там стоял очень импозантный мужчина, одетый по последний моде этого времени. Широковатые внизу джинсы, цветастая рубаха с большим воротником, кожаная куртка, длинные волосы и небрежно поднятые на лоб противосолнечные очки, на левой линзе которых я разглядел этикетку — сейчас их старались беречь до последнего.

Мужчина быстро подошел ко мне.

— Я Вадим, — представился он и протянул мне руку.

***

Если бы я знал самбо или что-нибудь типа дзюдо, я бы обязательно воспользовался доверчивостью Вадима. Схватил бы его за протянутую руку, сделал бы с ней что-то очень болезненное, перевел бы схватку в партер с удушающим приемом и начал бы задавать неприятные вопросы. Такая моя реакция объяснялась просто — этот человек явно был тем самым Вадиком, который расспрашивал нашего комсорга про мою персону, и мне было очень интересно, зачем он это делал. Версия про вмешательство старика была уже опровергнута, а моё любопытство требовало удовлетворения.