Когда мы с Аллой расставались утром на пересадочной станции метро — она на несколько часов выпадала из моей жизни, и я понятия не имел, где она и что с ней. В будущем таких проблем практически не возникало — ты не общался с человеком, потому что не хотел, а не потому, что не имел такой возможности. Правда, в прошлом приходилось очень четко выполнять обещания — то есть приходить ровно тогда, когда сказал, не позже и не раньше, и именно туда, где вы собирались встретиться. С одной стороны, это было дико неудобно при появлении различных форс-мажоров, с другой — сейчас, у людей восьмидесятых, форс-мажоров почти и не возникало. Их жизнь протекала достаточно спокойно и предсказуемо — в отличие от жизни каких-то попаданцев и близких к ним людей. Но я к бардаку в своем расписании почти привык, и поэтому совсем не удивился, когда рядом со мной к тротуару прижалась черная двадцать четвертая «Волга», из которой мне махнул рукой радостный Валентин.

Я, в принципе, тоже был доволен, хотя «пятерка» по истории меня, скорее, озадачила. После пребывания в самых настоящих застенках местных чекистов меня пробило на диссидентство, и я позволил себе несколько не самых осторожных высказываний — например, заявил преподавателю, что учить решения съездов КПСС скучно и просто бессмысленно. Это было действительно так, но до этого дошли только мыслители будущего. Люди дня сегодняшнего, похоже, тупо не видели, что эти решения не вытекают одно из другого, что это независимые документы, которые всего лишь отражают текущий взгляд партии на экономическую и политическую ситуацию в стране и в мире, и этот взгляд к тому же безнадежно запаздывает. Всё же собирать принимающий решения народ раз в пять лет было глупо, но Брежнев, видимо, любил порядок во всём, в том числе и в цифрах. Первые большевики были людьми более умными, и свои съезды собирали сразу, как только обстановка менялась; Сталину они были не нужны — он самостоятельно реагировал на появляющиеся вызовы, и вокруг себя собрал людей примерно такого же толка.

Мои слова почему-то очень впечатлили старичка-профессора, которого позвала на помощь наша преподавательница. Он задал мне несколько вопросов, пытаясь, видимо, запутать, я не запутался, а продолжал гнуть свою линию — и в итоге получил «отлично». При этом профессор даже не стал опрашивать меня дальше — так что проблемы освоения целины и независимости африканских стран повисли в воздухе. У меня и про них было что сказать, но лишь выйдя на свежий воздух, я осознал, по какому тонкому льду я ходил. Вряд ли сейчас кто-то восхитится глубокомысленной сентенции про то, что целина была одной сплошной ошибкой, которая решила сиюминутные задачи, но провалилась на стратегическом уровне. Ещё у меня было заготовлено сравнение целины с поворотом сибирских рек на юг, с которым высшее партийное руководство сейчас носилось, как курица с яйцом — и это тоже могло привести как минимум к неприятной пометке в моём личном деле.

***

В общем, в машину к Валентину я сел в глубокой задумчивости и мысленно пожалел, что не смогу написать Алле смс про то, чтобы она меня рано не ждала. Потом всё-таки вернулся в реальный мир, огляделся вокруг, буркнул что-то приветственное и спросил:

— А где «догонялка»? Или вас разжаловали и теперь сложную технику не доверяют?

Это было грубо, но тот лишь ощерился в неком подобии улыбки.

— Не разжаловали, не надейся, с этой стороны у меня всё хорошо, — ответил он. — Но и не повысили.

— Не всё сразу, — философски заметил я. — Спрашивать, как идет то расследование, не стоит?

Валентин кивнул.

— Не стоит, да. Как экзамен?

— Нормально, «пятерку» поставили, хотя могли и арестовать, — я пожал плечами. — Меня немного занесло в описании роли руководящей и направляющей.

Он хмыкнул.

— Ну если ты сам признаешь, что «немного занесло», то, наверное, ты им полное собрание сочинений Солженицына начал цитировать или требовать свободу академику Сахарову? Анекдоты не рассказывал?

— До анекдотов не дошло, они у меня на третий вопрос были заготовлены, про Африку и её борьбу за независимость, а пятерку мне поставили после первого же ответа. Видимо, чтобы не слушать, что я ещё придумаю, — признался я. — Про Солженицына вот ни полслова не сказал, даже не вспомнил его. Кстати… про Солженицына… А чего вы так мягко со всякими диссидентами? У нас там как раз вам пеняли, что вообще мышей не ловите, они у вас прямо под носом гнездо вьют и советскую власть дерьмом поливают. А вы их, такое чувство, всего лишь уговариваете вести себя чуть приличнее, но они от таких уговоров только наглее становятся.

Про диссидентов я читал в интернете, и авторы различных постов часто задавались этим вопросом, который я и ретранслировал своему собеседнику. Толкового ответа, кстати, тогда никто не дал.

Валентин пару секунд помолчал.

— А что, есть конкретные сигналы?