А вот моя жизнь начала складываться по-новому, и как к этому относиться, я не знал. И не только моя жизнь — я был почти уверен, что мои действия повлияли буквально всех моих знакомых, случайных и не очень. Например, музыканты из «Кино» могли опоздать на свой поезд, застрять на вокзале, со злости что-то наговорить друг другу и по приезду в Ленинград расстаться навсегда. Конечно, вряд ли всё было настолько радикально, но я мог сравнивать только те события, о которых хоть что-то знал; про апрельские гастроли «киношников» в Москве я не знал ничего.

Вряд ли я сильно повлиял на Жасыма и Дёму — хотя наш казах мог, оставшись без меня, в одиночестве, придумать какую-нибудь шнягу, которая тоже сильно изменит его жизнь. В первой жизни я был с ним рядом весь этот месяц и никуда не уезжал; мы о чем-то говорили, о чем-то спорили, но подробностей у меня в памяти не осталось. Сейчас ничего этого не случилось. Я, конечно, не считал себя незаменимым в общении, но регулярный преферанс под не менее регулярное пиво здорово расслабляет и избавляет от глупых мыслей и предотвращает глупые поступки.

С Дёмой всё было проще — он старательно катился по наклонной, и в прежней жизни я не сделал ничего, чтобы удержать его от падения. Сейчас я тоже не вмешивался в его судьбу. Я понимал, что спасти всех не смогу.

Скорее всего, я как-то повлиял на жизни Виталика и даже его дедушки, но очень опосредовано. Тот же Михаил Сергеевич в силу своего наверняка высокого положения мог и не обратить внимания на попытки несчастного попаданца изменить его судьбу — в советских реалиях он был настоящим небожителем, которые иначе смотрят даже на обыденные вещи и счет начинают не с большого пальца.

Про Аллу и говорить было нечего — без меня её давно бы похоронили. Правда, я уже обеспечил этой милой девушке несколько приключений на её симпатичную попку, которые могли закончиться весьма печально, но пока что нам удавалось выходить из стрёмных ситуаций без особых потерь.

Но главное, что я вынес из общения со Стасом — мне не нужно слепо пытаться следовать по событийному руслу. Достаточно того, что я знаю людей, знаю, кто на что способен, и как это может мне пригодиться. Осталось придумать, к чему применить эти знания.

[1] Авторство этого сравнения приписывают Екатерине II, критику Белинскому и Фаине Раневской, но широкое распространение оно получило только в девяностые-нулевые.

В четверг я высидел в институте всего пару семинаров, пропускать которые перед зачетной неделей не рекомендовалось. На библиографию я благополучно забил, а у физкультурника отпросился, соврав ему про внезапно приехавшую в столицу мать. Это был нечестный прием, но я его вроде ещё не использовал, и поэтому посчитал возможным истратить свою единственную попытку на относительно благое дело.

Правда, потом я всё равно был вынужден сидеть — но хотя бы на свежем воздухе, то есть на лавочке неподалеку от дома номер девять по улице имени какого-то революционного товарища [1]. Квартиры, в которой обитал Родион, я не знал, поэтому просто наблюдал за всеми четырьмя подъездами сразу.

Ожидание растянулось часа на полтора. А потом на детскую площадку рядом с моей лавочкой вывалила целая толпа младших школьников — видимо, они дружно покончили с домашкой и были отпущены на прогулку. До сложных конструкций, которые украсили подобные места развлечения малышей в моем будущем, оставалось лет тридцать, но и сейчас у детишек было где полазить и с чего навернуться. А эти ещё и мяч с собой притащили.

Я переместился на другую лавочку, поближе к импровизированным воротам, на которых стоял полный и серьезный мальчишка лет десяти. Он следил за полем и перемещениями своих товарищей с сильной тоской, но сам бегать с их скоростью, очевидно, не мог. Я вскользь подумал о том, как могла сложиться его судьба в девяностые, когда он как раз войдет в сознательный возраст, но вариантов было слишком много, а тыкать пальцем в небо мне было лень.

— Привет, — сказал я.

Он скосил на меня один глаз. Мяч интересовал его гораздо больше, чем какой-то взрослый, но ответил он очень вежливо:

— Здравствуйте.

— Да ты за игрой следи, не отвлекайся. Я один вопрос хотел задать. Ты не знаешь Родиона Валерьевича?

— Не-а, — пацан мотнул головой.

— Черт! Я давно его не видел, а вот приехал из Красноярска, и пытаюсь найти, где он живет. Он мой дядя, в каком-то из этих домов обитает, — я показал на целую серию хрущевок самого затрапезного вида, что окружали небольшой участок свободной местности.

Тут команда противника перешла в атаку и мой собеседник вынужденно отвлекся, но зато спас свою команду от неминуемого, казалось, гола.

— Неплохо, — я показал вратарю большой палец. — Так что, никаких Родионов у вас тут, значит?

Моя похвала ему понравилась.

— Родька есть, в этом доме живет, над нами, в восемнадцатой, но он не дядька и его отчества я не знаю…