Но поведение Лёхи показало, что у этих ребят есть какой-никакой внутренний стержень, и я будут ломать их очень долго. Это сейчас он слегка офигел от моего напора и ушел, даже не попытавшись кинуться на меня, чтобы нанести хотя бы один удар. Оставшиеся двое будут готовы, и отпускать их будет ошибкой. А я всё ещё морально не был готов калечить живых людей. На краю сознания мелькнула мысль потренироваться на кошках, чтобы ожесточиться сердцем и душой, но я быстро прогнал дурные мысли. Котики не виноваты в том, что я тряпка. У них как раз с яйцами всё в порядке, даже у кастрированных экземпляров.

Я осмотрелся по сторонам, нашел подходящий расшеп в давно поваленном дереве, сунул туда световуху и чиркнул по запалу спичечным коробком. Стасик не обманул — бомбочка хлопнула через три секунды. Звук был не слишком внушительным, но вспышка получилась знатной — я ощутил её даже с плотно закрытыми глазами.

Зато бризантное действие поделки внушало уважение — я осмотрел место установки и понял, что Стас слегка перестарался. Если бы я взорвал её в ладонях Лёхи, он бы остался без рук по локоть. Я мысленно перекрестился, что не пошел по этому пути, который в статье сто восемь УК РСФСР квалифицировался как умышленное тяжкое телесное повреждение. А это — до восьми лет лишения свободы. Моей свободы.

Я надел Лёхину кепку, взял в руки пакет с пластинкой и отправился в свой гараж.

[1] Егор ошибается по поводу революционности господина Константинова. Улица названа в честь русского военного инженера, родного внука императора Павла I, работавшего в области ракетной артиллерии.

От мощного самопала я избавился по уже знакомой схеме — закинул его на крышу одного из гаражей по дороге. Вернуть это оружие всегда можно — если в ближайшие дни не пойдут проливные дожди, которые достаточно быстро превратят ложе в гнилую деревяшку, а тонкий механизм спуска — в спекшееся ржавое нечто. Стас, наверное, расстроится, но я рассчитывал на его понимание общей обстановки.

С бомбочками, у которых был химический запал, я так поступить не мог. Просто выкинуть их, например, в тех же Сокольниках, нельзя — могли наткнуться детишки. К тому же жаба душила, да и Стас точно не оценит. Его доброта небезгранична, а быстро изготовить что-то настолько же продвинутое я, наверное, не смогу. В итоге я нашел компромисс — световухи с химией упаковал в «мальборовский» пакет и закопал рядом с забором кооператива, прямо у «моего» гаража. По нынешним временам я совершал натуральное святотатство, но я привык к другому отношению к неэкологическому пластику.

Оставшиеся вертолетные детали я раскидал по разным полкам гаража, замаскировав их другим хламом; туда же отправил оставшуюся бомбочку, которая не могла взорваться при любом неосторожном движении. Оставались два самопала, которые Стас изготовил по упрощенной методике. Там тоже использовалась смесь марганцовки и магния, картечью служили три шарика, а в действие он приводился с помощью всё той же охотничьей спички — вернее, очень короткого её обрезка. Наверное, стоило их захоронить вместе со световухами, но у меня рука не поднялась. Я так и сидел на древней табуретке, глядя то на эти два пистолета, то на черный конверт пластинки австралийской рок-группы, и пытался понять, что мне делать дальше.

В принципе, будущее просматривалось достаточно ясно. До осени мне предстояло отбиваться от приятелей Боба. Скорее всего, меня регулярно будут бить, а я будут отлавливать их по одному — и бить в ответ. Их имена я теперь знал, знал и адреса, по которым их можно было найти, знал даже, где и когда они бывают чаще всего. Но это было так себе развлечение для моего прибывшего из будущего сознания. Я был слишком стар для этого дерьма.

Самым разумным, пожалуй, было бы просто написать заявление в полицию уже после первого же серьезного нападения. Снять синяки в травмпункте, пожаловаться дяде участковому на плохих хулиганов — и пусть наша доблестная с ними и разбирается, раз уж её сотрудники получают за это зарплату. Правда, я и в самом деле не особо верил в то, что приятели Боба одумаются после близкого общения с правоохранительными органами — они, похоже, вошли во вкус, им кажется, что весь мир создан для их удовольствия, а тут какой-то прыщ позволяет себе вставать у них на пути. Конечно, ничто не мешало написать заявление и во второй раз, и в третий — сколько понадобится, бумаги в СССР много, а врачи принимают бесплатно. Но всегда есть шанс, что в какой-то момент эти ребята увлекутся, и инвалидом стану уже я.

— Эй, пацан, не занят?

Я обернулся. В гараж заглядывал давнишний «морж» — один из тех, кого я учил регулировать трамблер на «копейке». Вернее, не учил, конечно, они и сами это умели, но указал на неисправность.

***

— Конечно, — я широким жестом пригласил его войти и одновременно накрыл кепкой свой арсенал. — Добрый вечер.

— Добрый, добрый, — «морж» протиснулся в узкую дверь… — Как дела молодые?

— Идут потихоньку, в нужном направлении.

Говорить про то, что дела у прокурора, я не стал.

— Это хорошо, — кивнул он.