— Да мне по барабану, чей он. Ладно, Наташ, сама с ним разбирайся. Я ни в какие комсорги не собирался, б… чем угодно клянусь. А сейчас извини, мне пожрать надо успеть.

Я отодвинул девушку с дороги и пошел — только не в буфет, где, наверное, меня ждал Казах, а в комсомольский комитет. Надо было покончить с этим цирком как можно скорее, пока Савельева действительно не выцарапала мне глаза в темном закутке. Ревнивые женщины очень опасны.

***

Саша был в комитете, и я нагло прервал его разговор с какой-то сильно накрашенной блондинкой со старших курсов. Он с сожалением попрощался с девушкой, к которой испытывал очевидную симпатию, и повернулся ко мне.

— Что-то случилось, Егор? — у него не получилось сдержаться, и вопрос прозвучал немного резковато, хотя моё имя он выговорил правильно.

К тому же он смог с одного раза запомнить меня — я записал ему это в плюс.

— Привет, Саш, — миролюбиво отозвался я. — Можем поговорить? Не здесь только…

В комитете действительно было людно — но, наверное, так и положено в большой обеденный перерыв. Комсорг оглянулся, слегка поморщился, но кивнул.

— Хорошо, пойдем в коридор.

Коридор у зала, где размещались комитет комсомола и профком, тоже был не лучшим местом для приватного общения — он находился недалеко от выхода из института, и тут постоянно сновали туда-сюда студенты. Но никаких отдельных переговорок в этом времени не существовало даже в теории. К тому же нам удалось оккупировать один из подоконников.

— Что-то случилось?

— Да пока нет, но может, если ты продолжишь сватать меня в качестве замены нашей Наташи, — усмехнулся я. — Она готова меня убить за то, что я претендую на её должность. И она утверждает, что об этом ты сам ей сказал.

Саша недоуменно посмотрел на меня.

— Мы с ней общались вчера, но про тебя речи не было… Или было? — он потер лоб. — Нет, всё-таки не было. Мы говорили про организационную работу, и я ей намекнул, что надо лучше вести дела в группе, искать активистов… блин, да, тогда и упомянул тебя. Мол, присмотрись к нему, может, стоит привлечь. И всё. Ты, кстати, подумал над моим предложением?

— Немного, — я помотал головой. — Навалилось всякое, пока разгребал… так-то очень лестно, конечно, но я никогда в актив не входил. В школе меня пытались сделать звеньевым в пионерах, но через полгода выкинули с должности за развал всего, что только можно развалить. В тринадцать лет всегда есть дела поинтереснее, чем проводить очередную политинформацию.

— Зря ты так, — Саша говорил с явным неодобрение. — Это очень важная и нужная часть работы… совершенно запущенная у нас. Тут же все взрослые, без начальственного пинка не заставишь остаться после пар, чтобы послушать про обстановку в стране и мире. Или авторитет нужен в группе, чтобы тебя слушали. У Натальи его нет, к сожалению…

— У нас сейчас такой возраст, что с авторитетами всё очень сложно, — сказал я. — И да, никто не будет сидеть и слушать про то, что капитализм загнивает.

— Почему?

— Потому что все мечтают о капиталистических джинсах и капиталистической музыке, — припомнил я одинокую пластинку в «моём» гараже. — Ты им будешь рассказывать про то, какая там безработица, как цены растут, сколько народу — бездомные… можно красочно живописать упадок Детройта. Но народ не поверит, что город, в котором собирают «Форд» и «Крайслер», может жить плохо… А если ты расскажешь, что Сан-Франциско, где делают знаменитые джинсы «Ливай Страусс», захвачен грязными хиппи, которые тупо не хотят работать, тебя поднимут на смех. А если… что? [1]

Я заметил, что Саша уставился на меня, как бандерлоги на Каа, и закончил дозволенные речи.

— Ни… кха… ничего себе, — откашлялся Саша. — Ты откуда всё это знаешь?

— От верблюда, — отрезал я. — «За рубежом» люблю читать и Сейфуль-Мулюкова смотрел регулярно, пока сюда не приехал. Умному достаточно, но наши… хм… студенты… услышат в этих рассказах совсем другое. [2]

— Да? И что же? — заинтересовался Саша.

— Что там, на загнивающем Западе, последний нищий хиппи ходит в джинсах, а на улицах играют рок. Думаю, им это даже понравится.

— Быть нищим?

— Ходить в джинсах и играть рок, — уточнил я. — Информацию про нищего их сознание пропустит мимо… в одно ухо влетит, в другое вылетит. Хотя одно прямо следует из другого, и отдельно они существовать не могут. Чтобы рок стал массовым, должна быть масса нищих.

Максима была не совсем верной — точнее, я был с ней не до конца согласен. Но и в моём будущем вроде бы никто не отрицал, что рок-музыку сделали популярными выходцы из не самых обеспеченных классов капиталистического общества. Для сыновей каких-нибудь трудяг из Ливерпуля или негров из Гарлема успех на музыкальном поприще был одним из путей наверх, в круг богатых и именитых. Не зря все эти Маккартни и Джаггеры, разбогатев, сразу обзавелись поместьями — как у настоящих лордов.