А Виталий Васильевич, на поддержку которого рассчитывал Валентин — это нынешний министр внутренних дел Федорчук, которого туда поставил Андропов, сменив одиозного Щелокова. В будущем я этого Федорчука не помнил, но зигзаги его предыдущей карьеры подробно освещали в «Правде», подшивки которой я читал уже после попадания в прошлое. Федорчук всю жизнь прослужил в КГБ, возглавлял госбезопасность на Украине, потом сел на место Андропова, когда того в 1982-м сделали секретарем ЦК. Ну а когда Андропов стал Генсеком, Федорчука отправили в МВД — то ли в ссылку, то ли на укрепление, про это местные СМИ не писали. В принципе, я не сомневался, что Валентин прав — министр наверняка поддержит своих бывших коллег.

Дверь снова открылась, и в комнату вернулся старлей — с красным лицом и очень испуганными глазами.

— Я тут… это…

— Да, вижу, вижу, — Валентин встал. — Извини, занял твое место. Ты присаживайся.

Он буквально затащил опера на его же стул. Тот тяжело плюхнулся и растерянно посмотрел на появившуюся на столе папку.

— У тебя бумага есть, старшой? — спросил Валентин.

Тот кивнул.

— Вот и хорошо. Доставай, — опер подчинился. — Пиши сверху. Министру МВД… фамилия на строчку ниже, инициалы… вот тут — пиши "рапорт". Написал? Молодец. А дальше излагай своими словами, кто к тебе обратился по поводу осуждения присутствующего здесь Серова Егора Юрьевича по надуманному обвинению. И очень подробно излагай, с именами и фамилиями. Очень хочется познакомиться с этими людьми, которые так много для тебя значат, что ты свою свободу и погоны ради них под нож пустил.

Валентин говорил таким стальным голосом, что даже я был готов заложить всех и вся — лишь бы он замолчал. Правда, мне закладывать было некого, только самого себя. А вот несчастному оперу воспоминаний хватило на три листа. Кажется, среди прочих я увидел и фамилию его начальника, которого упоминал Валентин. Ну да, разумный подход. Посадить этого опера, наверное, не посадят, но из органов всё равно попрут.

Впрочем, у него был шанс сделать криминальную карьеру, когда Горбачев отпустит вожжи. Будет эксплуатировать связи среди бывших сослуживцев и подкармливать их в период первоначального накопления капитала.

[1] Статья 108 часть первая УК РСФСР выглядела так:

Умышленное телесное повреждение, опасное для жизни или повлекшее за собой потерю зрения, слуха или какого-либо органа либо утрату органом его функций, душевную болезнь или иное расстройство здоровья, соединенное со стойкой утратой трудоспособности не менее чем на одну треть, или повлекшее прерывание беременности, либо выразившееся в неизгладимом обезображении лица, –

наказывается лишением свободы на срок до восьми лет.

В отделе милиции я провел в общей сложности часов шесть — не самое интересное времяпрепровождение для субботы. Мне, правда, дали бумагу и позволили написать собственные кляузы — на гоп-компанию друзей Боба и до кучи — на несчастного старлея. Но последние два часа я был нужен, кажется, исключительно для напоминания причастным, что обычные с виду граждане могут оказаться очень необычными. Я припомнил убийство какого-то гэбешника на «Выхино» пару лет назад и подумал, что наша милиция с большим трудом усваивает уроки. [1]

Валентин задержался у дежурного по каким-то своим делам, и на улице я оказался первым и в гордом одиночестве. Время было обеденное; заботы с правосудием сожрали у меня половину дня, но оставили несколько часов на блаженное ничегонеделанье. Правда, к Михаилу Сергеевичу мы с Аллой уже не попадали, но, думаю, он извинит нас — всё-таки не каждый день человека пытаются упрятать за решетку, — и назначит другое время. Мне элементарно нужно было прийти в себя.

Но у Валентина были на меня другие планы.

Он вышел из отделения и встал рядом со мной. Достал пачку «Мальборо», протянул мне, не удивился отказу, прикурил — и с наслаждением выпустил струю дыма.

— Что чувствуешь? — вдруг спросил он.

— Пустоту внутри, — буркнул я. — Спасибо вам. Честно говоря, к вашему появлению я уже готовился хорошенько посидеть на нарах и торговался лишь за срок.

— Для того и нужен контроль над милицией… иначе всё может быть очень неправильно, — серьезно сказал Валентин.

«Кто устережёт сторожей?», подумал я. Через несколько лет разложение коснется абсолютно всех. Я где-то читал, что уже в конце восьмидесятых можно было купить любого чиновника на любом уровне иерархии — вопрос был в цене. Какой-нибудь инструктор в райисполкоме мог выполнить «просьбу» всего за сто баксов, а вот Горбачеву потребовалась Нобелевская премия мира, чтобы отдать Западу Варшавский союз. Ну а личные знакомства всегда были в цене — сложно отказать близкому приятелю, которому потребовался сущий пустяк. Например, закрыть какого-то студента на несколько лет — в назидание и поучение, так сказать, основам человеческих отношений в обществе развитого социализма.