Правда, все варианты моих метаний меркли перед очень вероятной службой в армии. В восьмидесятые советское государство было достаточно сильным, чтобы неукоснительным образом выполнять свои желания; это касалось, в том числе, и призыва на военную службу, откосить от которого было можно, но сложно и дорого. Четвертый год шла Афганская война, к тому же до призывного возраста добрались внуки немногочисленного по понятным причинам военного поколения. Поэтому военкоматы гребли всех — в том числе и студентов, которые от остального призывного контингента отличались тем, чтобы были оторваны от родни и сконцентрированы в одном месте, что было очень удобно. Я помнил, как мои одноклассники обсуждали институты, из которых точно «не загребут», но позже узнал, что угадать было невозможно — списки вузов с «броней» часто менялись, видимо, чтобы никто не ушел обиженным. И служить отправлялись все — даже заядлые пацифисты, не сумевшие вовремя озаботиться «белым билетом». Закончилась эта вакханалия как раз к тому моменту, когда мой курс получил диплом, а следующая волна накатила лишь в середине девяностых — но к тому времени я уже вышел из призывного возраста.

Нашему потоку заборостроителей повезло. Тех, кто был на год старше, призвали почти всех — кто-то рассказывал мне, что в некоторых группах второго курса занимались — вернее, прямо сейчас занимаются — одни девчонки. Призывали и тех, кто пришел после нас, но там выдергивали уже выборочно и, как правило, не слишком успевающих студентов вроде Дёмы. А мы проскочили в какую-то узкую щель бюрократического формализма, осознать которую нам тогда не хватило мозгов.

Но для меня-нынешнего вопрос с армией был очень важен. Дело в том, что мне не хотелось проходить заново всё прикладное заборостроение и не хотелось вспоминать, что мы учили на первом курсе. До сессии оставалось всего два месяца, а я за сорок лет забыл буквально всё. Но если я брошу институт и займусь чем угодно, кроме учебы, то через какое-то время меня пригласят на улицу Свободы, в одно забавное здание из красного кирпича, и поставят перед фактом совсем не развлекательной экскурсии в действующую армию. В мои планы это не вписывалось — ни в план с первоначальным накоплением капитала, ни в вариант с ничегонеделанием, ни с рассказом руководству страны об их ошибках. Хотя вот руководство меня никуда не отпустит, а, скорее, сдаст в КГБ на опыты, если вдруг поверит в мои сказки. Надо же — русско-украинская война, ха!

И как найти выход из этой ситуации, я не знал.

— Тыыы хто? Я Ал… лочка…

Голос был женский, хриплый и совершенно нетрезвый. Я поднял голову.

В кухонных дверях стояла девушка. Кажется, она была старшекурсницей — выглядела очень взрослой и даже старой для меня-нынешнего, хотя и казалась младше из-за небольшого роста и хрупкого телосложения. Она не была красивой — только симпатичной, если под этим термином понимать отсутствие явных уродств. А вообще она напомнила мне царевну-лягушку — в тот недолгий промежуток времени, когда та превращалась из царевны в лягушку и обратно. Но это сходство её ничуть не портило. Портил её разбитной и слегка потасканный вид. Но в этом не было ничего удивительного — судя по всему, в ней плескалось некоторое количество алкоголя, превышающее её норму раз в десять. На голове у неё были какие-то намеки на модную прическу в стиле «взрыв на макаронной фабрике», а одета она была в ярко-синий махровый халатик до середины бёдра и в розовые мохнатые тапочки. [1]

Она держалась за дверной косяк, но всё равно её заметно штормило.

Девушку я не узнал, но ничего удивительного в этом не было. До середины второго курса я мало общался со старшими студентам, а к моменту моего осознания их существования она, возможно, уже окончила институт и съехала из общаги. Или просто сказывались прожитые мною сорок лет.

— Егор, очень приятно, — неприветливо буркнул я.

Пьяные женщины мне не нравились.

Она оторвалась от косяка и нетвердой походкой двинулась ко мне. Я напрягся, но ничего страшного не произошло. Девушка остановилась в паре шагов от меня и чудом сумела сфокусировать на мне взгляд своих серых глаз — но лишь на какое-то неуловимое мгновение. Она действительно была очень сильно пьяна.

— Егор… Очень Приятно… — вдруг глупо хихикнула она. — Ты такой милый…

Она попыталась, видимо, погладить меня по щеке, но промахнулась и едва не завалилась на бок — я успел протянуть руку и удержал её в вертикальном положении. Девушка мотнула головой и резким движением оттолкнула меня. От этого его потащило в другую сторону, и я снова ей помог. Она снова этого не оценила, но я был готов и просто силой удержал её на месте — всё же на моей стороне было преимущество в росте и весе.

Наступило молчание, которое мне не очень нравилось.

— Оч… приятно… — наконец выдавила она.

Я кивнул, не найдя достойного ответа. Говорить мне с ней было не о чем, да и не хотелось. У меня были более глобальные проблемы, которым беседы с пьяными старшекурсницами только мешали.

Я отпустил её локоть и пробормотал:

— Я пойду.