Я не был Цоем и не знал, кто я такой. В старой жизни я, наверное, мог сделать научную карьеру в заборостроительной отрасли — ну или просто продвинуться достаточно далеко по служебной линии на соответствующем заводе. Так бы всё и было, если бы не события перестройки, либерализации и развала Советского Союза; почти любой советский студент мог спрогнозировать всю свою дальнейшую жизнь с достаточно высокой точностью. Разумеется, в эти прогнозы безжалостно вмешивалась жизнь; кто-то делал крутой зигзаг и мог, например, стать учителем в школе, а не технологом на производстве, а кто-то внезапно — на самом деле нет — спивался и в какой-то момент умирал или оказывался в местах не столь отдаленных. Но распределение Гаусса безжалостно и неопровержимо — то, что происходит на концах графика, можно смело отбросить и предсказывать события с высокой точностью.

Но перестройка и прочее в моей жизни случились; я не окончил аспирантуру и не пошел на завод, а стал таксистом. Профессия не самая почетная, но определенно уважаемая. К тому же мне удалось увернуться от скатывания в откровенный бандитизм; я не обкрадывал пьяных клиентов, не предлагал шлюх по прейскуранту и не покупал у барыг алкоголь, чтобы толкать его ночами у закрытых магазинов. Просто возил, просто получал за это деньги и жил по средствам. Этого не хватило для построения крепкой семьи — я подозревал, что дело всё-таки во мне, — но хватило для относительно спокойного существования, которое и прервало попадание в прошлое.

Я чувствовал, что если не встряхнусь, если не изменю себя, то снова проживу жизнь амёбы. Например, женюсь на Алле, которая, похоже, имела на меня какие-то виды; мы заведем ребенка, потом поругаемся так, что не сможем жить вместе. Вернее, не сможем обеспечить друг другу нужный уровень комфорта, но результат будет тот же — мы разведемся. Я снова пойду по рукам добрых женщин, куплю себе убитый «жигуль», если он подвернется под руку, и начну таксовать. Я примерно знал, к кому обращаться, что делать и как себя вести — правда, эти знания окажутся востребованными не сейчас, а лет через восемь, но они помогут мне проделать всё то же самое, что и в первой жизни, но со значительно меньшими затратами сил и средств. Стоило ли ради этого беспокоить вселенную и откручивать назад движения небесных тел?

На этот вопрос я мог ответить однозначно — не стоило. Проще было пришибить меня прямо там, где меня застало то, что я назвал червоточиной. Звезды и галактики даже не заметили бы смерти какого-то одного прямоходящего разумного млекопитающего и продолжили бы свой путь по бесконечной пустоте. Но вселенная уже побеспокоилась, а я уже спас Аллу от смерти, посмотрел на живого Цоя и сдал шахтинского маньяка нашей доблестной милиции. С одной стороны, это много для двух недель. С другой — преступно мало.

«Знаешь, каждую ночь я вижу во сне берег…».

Попаданцы, про которых я читал, начинали действовать сразу — если, конечно, не оказывались в телах младенцев. Они сносили танковые дивизии немцев под Москвой в сорок первом и давали прикурить японцам на войне начала двадцатого века. Они загоняли монголов в ту степь, из которой те выползли, и завоевывали новые, более пригодные для жизни и процветания пространства нашей крохотной планеты, причем задолго до эпохи Великих географических открытий.

Им ничего не стоило создать интернет в каменном веке и научить древних египтян вере в правильного бога; они могли давать советы Иисусу из Назарета и писать ему конспекты Нагорных проповедей в нужном количестве. Эти попаданцы были титанами из титанов, я им в подметки не годился. Правда, я и не претендовал, да и вообще не готовился к какой-либо деятельности в прошлом. Мне всегда хватало настоящего. Про будущее я думал лишь в прикладном плане — ведь замену масла и летней резины на зимнюю нужно планировать загодя, чтобы не нанести ущерба рабочему графику.

Эти планы были мне понятны и составлялись почти что сами, без особого участия мозга. Позвонить тому, написать этому, прикинуть, когда поток клиентов и пробки будут поменьше. Ничего сложного, на взгляд искушенного профессионала. Делается мимоходом, почти без отвлечения от текущих забот. Вот почему нельзя сделать нечто подобное со спасением страны от страшных опасностей? Позвонить, написать, приехать — и оно вдруг оказывается выполненным. Но нет. Честно говоря, я даже не знал, с какой стороны подходить к этой проблеме, а потому старательно имитировал бурную деятельность в библиотеке имени Ленина. Никому мои списки членов ЦК не нужны. Хотя когда я приду к власти, их можно будет использовать в качестве списков будущих заключенных внутренней тюрьмы КГБ, конечно, если там останутся места после массовых посадок самих гэбешников.

«Знаешь, каждую ночь…»

— Мы же скоро будем Ростов проезжать? — вдруг спросила Алла.

Весь этот час мы с ней молчали. Я думал о своей жизни, которая мне не очень нравилась, а она, похоже, пыталась понять, во что вляпалась, когда напросилась в эту поездку. И вот теперь осознала.

— Да, примерно через полчаса, — спокойно ответил я.

— Я там выйду и вернусь в Москву. Мне надоело. Я хочу домой.

Ну, чего-то подобного стоило ожидать.

— Да как пожелаешь, Ваше Высочество, — откликнулся я. — Подвезу прямо к вокзалу и помогу с билетом. У меня волшебная бумажка есть, с ней любой администратор нам билет продаст.

Она одноразовая, но Алле об этом знать не нужно. Правда, я немного опасался, что без «вездехода» от Михаила Сергеевича мне будет сложно уехать из Анапы, но и везти девушку дальше против её воли я не собирался. Хочет лишиться моря, до которого осталось совсем чуть-чуть — флаг ей в руки и барабан на шею.