— Это так, друг мой, что я её от смерти спас. Только ей не вздумай про это сказать, убьет без промедления. Страшный человек, только я с ней могу справиться. А меня может рядом и не оказаться.

Виталик вроде проникся, и дальше мы ехали молча, хотя я чувствовал, что его прямо распирает спросить у меня ещё что-то. Но я никогда не одобрял пустых бесед за рулем — если только в дальней дороге, когда обычный разговор позволял отвлечься от однообразного пейзажа. И байки о таксистах, которым только дай волю — заболтают пассажира до смерти, не одобрял. Впрочем, моего одобрения мало кто спрашивал.

На Соколе всё оказалось настолько непривычно, что я пропустил нужный поворот и оказался на Ленинградке. Пришлось разворачиваться под ближайшим мостом, ехать обратно и там уже съезжать по светофору на улицу Врубеля. «И тут он», — в сердцах подумал я, хотя оба художника были ни в чем не виноваты. Но я понял, что начал уставать. Всё же напоминали о себе бутылка пива и целый день суматохи, который начался с философии и истории партии, а продолжился вполне контрреволюционной группой «Кэндзабуро Оэ» и поездками на машине по вечерней Москве. В восемнадцать лет мне не хватало выносливости для долгих развлечений.

Обидно, что когда эта выносливость у меня появилась, мне уже не хотелось развлекаться чересчур долго. Впрочем, всё это осталось в другом будущем.

Мы остановились у высокого зеленого забора, за которым находился двухэтажный деревянный дом углом с островерхими крышами. Виталик пробормотал что-то про «щас», вылез из машины и убежал во двор, а я лениво подумал, что прямо сейчас могу уехать, вволю накататься и потом делать честные глаза и отрицать любую причастность к угону. Но решил не вставать на кривую дорожку, хотя тащиться пешком в общагу было откровенно лень. Наверное, стоило договориться с Виталиком и доехать до нашего студгородка, предоставив ему возможность выбираться оттуда самостоятельно. Но умная мысля приходит опосля. Скрипнули, открываясь, створки двойных ворот, и оттуда с каким-то ужасом в глазах выглянул Виталик.

Я посчитал это сигналом и заехал на небольшую площадку, засыпанную утрамбованным гравием. Тут ещё кое-где виднелись проплешины снега, но если не будет новых снегопадов, то к понедельнику от них не останется и следа. Мерзкую московскую зиму уверенно сменяла мерзкая московская весна.

Я заглушил мотор, поставил машину на первую передачу и на ручник. С тоской осмотрел торпеду «двушки», на которой, видимо, мне больше покататься не получится. И дал себе зарок как можно быстрее накопить на собственную машину. Правда, по нынешним временам мне нужно было кого-нибудь убить ради исполнения этой мечты, но я был готов рассмотреть и этот вариант.

Я вылез наружу, аккуратно хлопнув дверью.

— Виталий, представь меня своему другу, — раздался у меня за спиной уверенный голос, в котором чувствовался солидный возраст.

Я обернулся.

Виталик находился в предынфарктном состоянии, и, кажется, был не против умереть прямо сейчас. А рядом с ним стоял старик — сухонький, низенький, седой, но невероятно уверенный в себе. Я знал этот тип уверенности — старик явно был из каких-то властных и, возможно, связанных со всякими специальными службами структур. Впрочем, я точно знал, что на расстрел ещё не заработал, а от обвинений в угоне машины и от сопутствующих неприятностей в виде отчисления из вуза и изгнания из комсомола надеялся отбиться. Так что я решил не бояться раньше времени. Всё могло быть не так страшно — хотя вид Виталика внушал определенную тревогу.

Не рассчитывая на то, что этот нервный паренек выйдет из ступора до рассвета, я подошел поближе к старику.

— Егор Серов, студент первого курса заборостроительного института, — отрапортовал я и протянул руку.

Это был своего рода тест. Если старик руку пожмет, то, наверное, не будет даже никому не интересного выговора в личном деле. А вот если не пожмет…

Но он принял подачу, и я ощутил крепкое рукопожатие, закаленное десятилетиями тренировок.

— Михаил Сергеевич, — представился он. — Занимаюсь административными вопросами в одном учреждении.

«Где-то на Лубянке?»

Вслух я такое, разумеется, спрашивать не стал.

— Очень приятно, — я улыбнулся и разорвал рукопожатие.

Вернее, мне позволили его разорвать.

— И мне тоже, — Михаил Сергеевич тоже улыбнулся. — Я весь вечер в волнении провел. Внука нет, машина исчезла, а он и водить-то толком не умеет, хотя права получил каким-то чудом.

Знаю я, что это за «чудо». Вот оно, прямо передо мной стоит.

— Да, я заметил, что он водит несколько неуверенно, — ответил я, — и решил, что небольшая помощь друзей лишней не будет.

Я не знал, что известно этому деду, который оказался полным тезкой Горбачева. Про «Кино» и подпольные концерты он мог быть и не в курсе, а Виталик не рассказал мне, с какой легендой собирался отмазываться, беря чужую по факту машину.

— Да, друзья должны помогать друг другу, — согласился со мной старик. — А вы с Виталием давно знакомы?