Эти два листа были скреплены вместе обычной канцелярской скрепкой и сопровождались запиской, на которой очень разборчивым почерком было написано: «В случае затруднений упоминай моё имя. Они меня знаю. МС».

По меркам СССР это был поистине царский подгон. Бумаги были настоящими вездеходами — жаль, что одноразовыми. Я подумал, что такое было в старых для меня, но ещё не придуманных компьютерных играх — у тебя есть заклинание, которые забывается после применения. А я, получается, играю в эту игру — под руководством опытного сенсея Смиртюкова, полного тезки Горбачева…

Моя просьба о талонах на бензин тоже не была проигнорирована. В конверте имелась тоненькая пачка разноцветных бумажек, каждая из них — на десять литров драгоценного топлива. Я подумал, что продешевил, что надо было просить больше, но волевым усилием задавил жабу.

И ещё один конверт — обычный, почтовый, из тех, что продаются в киосках «Союзпечати»; в этом конверте лежала пачка десятирублевок. Пересчитывать их я не стал — вряд ли старик, уже показавший свою щедрость, будет обманывать в такой мелочи.

Деньги я убрал в карман прямо в конверте, перегнув его пополам. По нынешним временам это была солидная сумма, но я привык к другим, много большим деньгам, отношение к которым у моих современников из будущего было каким-то панибратским. В отличие от людей последнего десятилетия советской власти мы были с золотым тельцом на ты.

Напоследок я походил вокруг машины, с умным видом попинал колеса, проверил содержимое багажника — там тоже всё оказалось на месте, а вдобавок стояли полная 20-литровая канистра с бензином, емкость с маслом и ещё одна белая канистра с обычной водой. Я не забыл проверить уровни жидкостей, но все щупы показывали максимум, а сама «Двушка» была заправлена под пробку. Даже бачок омывателя был залит полностью.

Я пожал руку Виталику, мы запрыгнули в машину и вырулили со двора, оставив его закрывать ворота.

Наш будущий маршрут я представлял хорошо, но лишь в общих чертах. Впрочем, особых проблем мы так и не встретили. Я вырулил из закоулков поселка на Алабяна, сумел не запутаться в сложной развязке одного проспекта, двух шоссе и двух улиц и с первого раза попал на Волоколамку, а с неё по простому «лепестку» — на МКАД.

Я ещё помнил эту старую кольцевую, хотя и очень смутно. Когда в начале девяностых я начал «бомбить», на ней уже начались работы по расширению — тогдашние урбанисты посчитали, что трёх полос хватит всем. Многим, кстати, хватило, поскольку из-за убранного разделительного газона между встречными полосами начались страшные лобовые аварии со смертельным исходом. Меня бог миловал, но в девяностые МКАД и вполовину не был так популярен среди таксистов, как позже — хотя по ночам частенько выручал, если нужно было быстро попасть из одного московского района в другой.

Но сейчас, в 1984-м, московская кольцевая представляла собой две бетонные дороги — внутренний и внешний круги, которые были двухполосными. На них не было никаких светофоров, зато имелось целых двенадцать развязок — тех самых «лепестков», с которыми активно боролось несколько поколений столичных строителей. В эти годы кольцевая проходила буквально в чистом поле — многочисленные торговые центры на обочинах появятся лишь через полтора-два десятилетия, — и лишь в отдалении можно было увидеть корпуса новых московских районов. Город всё ещё пытался заполнить пространство внутри этих колец власти, хотя уже обзавелся Зеленоградским эксклавом и солнцевским протурберанцем и готовился создать ещё районы в Митино и Куркино.

По раннему времени МКАД был почти пустой — редкие грузовики не в счет. Так что я спокойно держал разрешенную скорость, не рискуя добавлять привычную в моё время «двадцатку» — гаишники могли и не оценить, что я весь из себя такой продвинутый, и поставить в мои новенькие права первую отметку.

Алле наша поездка явно нравилась. Она отказалась от предложения застегнуть ремень безопасности, развалилась на своем кресле, разулась и закинула босую ступню на торпеду — наверное, увидела нечто подобное в каком-нибудь модном журнале и решила повторить. Я ничего на это не сказал — просто решил быть внимательным, чтобы никуда не въехать. Меня не прельщала перспектива выковыривать колени девушки из её головы.

Мы вообще ехали молча. В «двушке» был радиоприемник, который я опробовал ещё на Волоколамке, но набор станций был странным, и я решительно нажал кнопку выключения. Возможно, он пригодится позже, когда я устану от дороги, но пока что местные радиопередачи меня не впечатлили.

С МКАДа мы свернули на старую Каширку — в этом времени она была единственной и неповторимой, начиналась от Каширского шоссе в Москве. Это была уже обычная двухполоска с пешеходными переходами и многочисленными перекрестками в городах ближайшего Подмосковья. Скорость сильно упала, но я надеялся, что наверстаю, когда мы уедем за Каширу и вырвемся на оперативный простор. Вроде там не было особых препятствий аж до Воронежа.

Но сначала мне нужно было разобраться с одним делом. И где-то за Домодедово, которое мы преодолевали добрые полчаса, я и свернул в лес.