Идти до соседней станции было километра два, и я очень надеялся, что мы успеем оказаться под землей раньше, чем милиция опомнится и примет какие-то меры – например, перекроет движение метропоездов. Хотя мне вспоминалось, что в будущем я что-то читал об этом – и там какой-то высокий начальник рассуждал, что именно метрополитен будет работать до самого конца, поскольку остановить его в условиях большого города – смерти подобно. Кажется, это было в самом начале пандемии двадцатого, когда власти думали над карантином Москвы, но в итоге они на такой радикальный шаг не решились. Метро, насколько я помнил, спокойно работало и в августе девяносто первого, и в октябре девяносто третьего. Да и январь двадцать пятого тоже прошел без сбоев в движении серых вагонов.

– Зачем туда? – переспросил Александр Васильевич. – Извини, я немного отвык от Москвы... так что думаешь – началось?

– Либо началось, либо закончилось, – без раздумий ответил я. – Мы же не знаем, чьи они, – я кивнул в сторону техники. – Может, очень даже не наши.

– А такое возможно?

– Я бы не удивился, – я хмыкнул. – Пойдем уже, а то в толпу угодим, не одни мы такие умные.

Некоторые зрители тоже успели оценить обстановку – и потянулись в сторону «Аэропорта». Пока их было мало, но если мы простоим на месте ещё с десяток минут – идти придется в густой толпе. А мне не хотелось ходить толпой на виду у автоматических пушек боевых машин. Там, конечно, всего 30 миллиметров калибр, но безоружной толпе и этого хватит с лихвой.

Я не мог по силуэту различать советские боевые машины; к тому же где-то читал, что у них основное отличие было в вооружении – на какую-то из версий умельцы из секретных КБ сумели запихнуть стомиллимитровое орудие. И я вполне мог путать автоматическую 30-миллиметровую пушку с автоматическим же крупнокалиберным пулеметом – впрочем, тем, кто оказывался под их огнем, было без разницы, из чего именно по ним стреляют. Результат всё равно один – несовместимые с жизнью ранения.

Отец Аллы послушался меня, и мы торопливо пошли в направлении области.

– Лучше, конечно, было бы уйти в сторону соседних веток метро... – пояснил я своё решение. – Но чтобы добраться до «Беговой», надо по переходу на ту сторону проспекта перебираться, а я бы на их месте выставил бы в переходах посты охраны... чтобы никто глупостей не сотворил. А до «Рижской» идти пешком долго, неизвестно, что может случиться за это время. Интересно, как они столько войск сумели сюда доставить?

Последний вопрос я пробормотал вполголоса, но Александр Васильевич меня услышал.

– Тут же Ходынка рядом, – ответил он. – Вон, посмотри, там кто-то ещё на посадку заходит.

Он показал в нужную сторону, я всмотрелся – и действительно увидел темный силуэт большого самолета с яркими посадочными огнями. Мне стало немного стыдно – я должен был помнить, что тут до самых святых девяностых летали самые настоящие самолеты, и лишь потом товарищ Лужков со своими присными добился закрытия исторического аэродрома, потому что на этой вкусной земле можно было построить многоэтажных уродцев и хорошо заработать на их продаже. План, кстати, сумели реализовать – правда, кажется, не при Лужкове, а при его преемнике. Собственно, поэтому я и помнил этот район исключительно как огромный человеческий муравейник, спроектированный какими-то инопланетянами, а не как огромный пустырь, способный принимать транспортные самолеты военной авиации.

Зная, куда смотреть, я теперь видел, что посадки ждут сразу несколько бортов, которые неторопливо нарезают круги в воздухе. Вот тот самолет, который я увидел первым, коснулся невидимой взлетно-посадочной полосы – и из круга сразу же вышел следующий.

И мне всё-таки хотелось надеяться, что это приземляются условные «свои», а не те, кто решил во что бы то ни стало помешать планам соратников Валентина.

***

– Таксофон... – сказал я. – Надо позвонить домой, предупредить, что с нами всё в порядке.

– Зачем? – недоуменно спросил Александр Васильевич. – Вряд ли они так быстро узнают, что тут по Москве войска разъезжают.

В его словах был смысл, но я привык мерить события совсем другой меркой. В далеком будущем о танках на Ленинградском проспекте стало бы известно всем желающим чуть ли не до приземления первого самолета на Ходынском поле, ну а дальше паника только бы нарастала. У людей были бы поводы очень волноваться за своих родных и близких, которые невольно оказались в центре таких пугающих событий, и тут обычный звонок с сообщением «я в порядке» был бы очень кстати. Ну а сейчас... Впрочем, и сейчас в распоряжении советских людей имелся очень быстрый способ передачи информации, тем более такой сенсационной.

– Елизавета Петровна, – напомнил я. – Думаю, она уже в курсе. Подруги, подруги подруг, сослуживцы бывшие – кто-то обязательно увидит всё это и поспешит сообщить остальным. А по телевизору про такое точно не скажут, конечно.

– Да? Ну ладно... если считаешь нужным.

В голосе Александра Васильевича было сомнение, на которое я не стал обращать внимания.

***

Двух копеек у меня опять не оказалось, пришлось потратить десять – но вскоре я услышал ответное «алло» от бабушки.

– Елизавета Петровна, это Егор. Футбол у нас закончился, с нами всё в порядке, мы скоро доберемся до метро и поедем домой, – отчитался я.