Ключи от гаража и «Победы» я постоянно носил с собой – сам не знаю, почему, но мне так было уютнее. Поэтому я провел своего будущего тестя к боксу номер шестьдесят три, отпер ворота, включил свет и начал устраивать импровизированный стол на верстаке, рядом с альбомом «Back in Black» AC/DC, с которым я так и не придумал, что делать. Покупать ради него целый проигрыватель было глупо, а заниматься коллекционированием винила я считал глупостью в кубе.

– Гараж тоже твой? – вдруг спросил Александр Васильевич.

Видимо, он посмотрел, что я веду себя как в давно привычном и своем пространстве. Но я тут провел почти целый месяц, да и та битва с бандой Боба ещё был жива в памяти.

– Нет, это Елизавета Петровна помогла, когда мне место для всяких занятий потребовалось, – объяснил я. – А так он какому-то Санычу принадлежит, но я его и не видел никогда.

– Геннадию Александровичу, наверное? – уточнил он.

– Возможно, – я пожал плечами, продолжая нарезать хлеб.

Нож был местный, из набора хозяйских инструментов – обычный кухонный трудяга со сточившимся тонким лезвием. Я лишь слегка привел его в порядок и вернул требуемую остроту.

– При мне его ни разу полным именем не называли, – добавил я. – Саныч и Саныч – а кто он такой, понятия не имею. Кажется, они с Елизаветой Петровной вместе работали.

– Можно и так сказать, – я повернулся и успел заметить, как Александр Васильевич хитро улыбается.

– А кто он такой? Местные мужики только ухмыляются, когда его поминают, а у Елизаветы Петровны я спрашивать не стал... на всякий случай.

– Мог бы и спросить, – он по-прежнему улыбался. – Даже интересно, что бы она тебе ответила. Но вообще это её очень старинный знакомый... фильм «Офицеры» смотрел? – я кивнул. – Вот Саныч – это Иван Варавва оттуда, которого Лановой играл. Они друзьями с отцом были – не разлей вода, а как отец в мать влюбился, этот Саныч в сторону отошел, чтобы их счастью не мешать, хотя влюблен был по уши. Дружбы не предал, хотя с любовью всё непросто оказалось, дважды женился, сына завел, но оба раза – развод. Как отец умер, Саныч подкатывал к матери – мол, так и так, теперь-то можно, но она ему от ворот поворот устроила. Не до него тогда было – Лиде требовалось лечение, у меня работа, Алка мелкая ещё, всё на мать и свалилось. Но он не сдался, так и живут хоть и порознь, но почти что душа в душу. Тут окрест все про это знают, вот и шутят.

– Забавно, - мне действительно понравилась эта история. – Всё готово, даже стаканы есть, я их споласкивал не так давно, так что подойдут...

В этих обычных граненых стаканах я приносил воду из крана у кабинки охранника – умыться после тяжелой работы по металлу. Хватало едва-едва, но ведра в местном хозяйстве не нашлось, а просить у соседей я не хотел.

Я разлил водку – себе чуть-чуть, отцу Аллы почти половину.

– К водке непривычный? – спросил он, заметив разницу в уровнях жидкости.

– Мне восемнадцать, – напомнил я. – Вино очень иногда, но лучше – пиво. От него не так срубает.

– Ну-ну... – пробормотал он. – Ладно, за нас с вами и хрен с ними.

Мы выпили – вернее, я лишь слегка пригубил. Я чувствовал, что с водки меня могло унести куда угодно.

– Трезвенников в зятья не берут, – упрекнул меня Александр Васильевич, заметив мою хитрость.

Я пожал плечами и промолчал. А что тут скажешь? Я действительно был по местным меркам самым натуральным трезвенником – народ тут пил как не в себя, но, что самое удивительное, особо не пьянел. Ну или пьянел, но как-то по-доброму. В общем, это был один из непознанных секретов СССР, который навсегда был утерян с его распадом. К тому же не Александр Васильевич решал, быть мне ему зятем или не быть – а паре женщин, которые обладали правом голоса в этом вопросе, мой подход к спиртному даже нравился.

– Ты слишком рассудителен для восемнадцатилетнего, вчерашним школьникам такое не свойственно. К нам много ребят после армии попадает, они постарше тебя, им двадцать, двадцать один, вроде и служба позади, но по мыслям они – как дети. И ведут себя соответственно, как школьники, когда учитель вышел из класса и оставил их наедине с собой. Понимаешь, о чем я говорю?

– Что ж тут непонятного? – улыбнулся я. – Я год прожил в общаге среди первокурсников, они мало чем отличаются, такие же балбесы… и я тоже.

Последнее замечание я добавил сознательно – хотя помимо года в общаге в моей жизни было много всякого, а я большинство из того, что со мной происходило, помнил достаточно неплохо. Ну и каждое событие хоть в малости, но меняло мой характер и взгляды на жизнь и людей. И я пока что вывалил на будущего тестя лишь мизерную часть того, что мог.