Временами я жалел, что у меня нет доступа к той, старой книжке из будущего – она, наверное, могла бы помочь и сейчас. Но за годы все записанные в ней люди просто стерлись у меня из памяти, да и привычки запоминать множество телефонным номеров не осталось – через много лет этот навык с успехом заменил список контактов в смартфоне.

– Нет, твой телефон мне без надобности, – после небольшой паузы сказал он. – Я тебе свой оставлю... и ещё одного человека. Осенью и позвони, напомни, а там посмотрим, что можно сделать. Я бы ещё посоветовал в журнал «Радио» написать...

– Это я уже, но совсем недавно, – объявил я. – Тоже, думаю, осенью отреагируют, у них там, наверное, номера на два вперед материалы расписаны.

– Вообще-то на четыре, – улыбнулся паренек. – Меня Павлом зовут.

И он протянул мне руку, которую я с достоинством пожал.

***

С Павлом мы договорились, что созвонимся после моего возвращения в Москву. Он пообещал найти нужный блок цветности для «Рубина», который стоял у нас в зале; про схемы он говорил чуть более размыто, но я был уверен, что он найдет и их. А вот про микросхемы он сразу сказал, что это будет очень сложно и, скорее всего, дорого – выпускались они совсем не в массовых количествах, были расписаны по потребителям задолго до финальной приемки, находились под строгим контролем, так что умыкнуть несколько штук было очень геморройно. Причем это касалось не только тех микросхем, которые были мне нужно, а вообще всех – советская промышленность пока лишь наращивала соответствующие производства и делала это вовсе не стахановскими темпами.

Но даже такие расплывчатые обещания сильно меня воодушевили. Я уже прикидывал, как по осени организую в гараже нечто вроде подпольного заводика – правда, для этого надо будет как-то договариваться с Санычем, поскольку пока он пустил меня лишь до конца лета. Я грустно подумал, что если выдать за него замуж бабушку, то этот загадочный старик должен будет пойти навстречу свежеиспеченному родственнику – особенно если выделить новой ячейке общества часть заработанного на установке декодеров. Впрочем, я даже не представлял, как начну разговор об этом с Елизаветой Петровной – и опасался, что сразу после его начала меня выставят из квартиры на Новоалексеевской без права на возвращение.

Но в целом настроение у меня было хорошее – и я почти забыл про то, что прямо сейчас в СССР происходит государственный переворот. Вернее, совсем забыл, но жизнь вернула меня в реальность очень быстро. Вернувшись к платформе, я выяснил, что поезда в Москву больше не ходят, причем их отменили по неизвестной причине и на неопределенный срок. Из Москвы выбраться было можно – тут остановку движения обещали лишь через пару часов, – но я не представлял, что мне может понадобиться в каком-нибудь Нахабино или Волоколамске.

Я плюнул на непредсказуемых железнодорожников, прошел немного вперед, к Волоколамскому шоссе – но лишь для того, чтобы увидеть, как по нему ползет очередная колонна техники; видимо, в столицу начали подтягивать подмосковные части. Трамваи грустно стояли вдоль дороги – и, кажется, тоже двигаться не собирались. Где-то в той стороне находилась «Щукинская», но я помнил, что попасть к ней с Волоколамки было нетривиальной задачей – во всяком случае, на машине, – и решительно вернулся к «Покровской-Стрешнево». Меня ждал одноименный парк и станция метро «Войковская». Идти к «Соколу» вместе с военными мне не хотелось.

***

Путь через парк до «Войковской» тоже не был простым – в любом раскладе я выходил к Ленинградскому шоссе за мостом над окружной железкой, которая тут пока не превратилась в ещё одно пассажирское кольцо. Но моему организму было восемнадцать, и я мог легко осилить пару километров – даже бегом, если вдруг возникнет такая нужда. Сейчас я спешить не стал, а решил заодно посмотреть на сам парк – вдруг он мне понравится, и я захочу привести сюда Аллу. Впрочем, самые первые впечатления были, скорее, негативные – за лесом никто не ухаживал, дорожки не асфальтировал и схем не развешивал. Я подозревал, что и с бытовыми удобствами тут тоже всё просто: что принес с собой, то и жрешь, а в качестве уборной используешь любой подходящий куст и молишься, чтобы тебя не поймала милиция, если, конечно, она сюда забредает.

Люди тут были – не очень много, конечно, но всё-таки. Непременные мамаши с детьми дошкольного возраста гуляли вдоль прудов и кормили наглых разжиревших уток; неподалеку от них собрались собачники и что-то бурно обсуждали, пока их питомцы обделывали свои собачьи дела. Праздных граждан не было – видимо, из-за воскресного раннего времени, но я подозревал, что вечерами тут не протолкнуться от компаний, которые предпочитают пить крепкие спиртные напитки на природе.