Если честно, я так и не поняла, как именно это надо доказывать, но уточнять не стала. Среди темноты, после стольких впечатлений моё любопытство поубавилось. Я всё больше воспринимала, почти не пытаясь ни в чём разобраться.

— Хэйден что-то замышляет?

— Кто знает, но его до сих пор нет. Пойдём, мы не можем ждать его бесконечно.

— А где Сириус? Он тоже остался там?

— Нет, он у стража. Животным нельзя в Библиотеку.

Я хотела спросить, почему нельзя, ведь они всё равно не умеют читать и, значит, никуда не попадут. Или могут испортить книги? Но ведь и люди — то есть миряне, так они себя называют — тоже могут. Или нет? Или фолианты сами себя защитят? Ведь стоит их коснуться, как окунёшься в неведомые края, кому придёт в голову портить такие сокровища? В конце концов я решила, что вопросов слишком много, ответов, значит, будет не меньше, а я их уже не осилю.

И раз Артур говорит, что нельзя, то так оно и есть. Вряд ли бы он просто расстался с Сириусом. Он, мне кажется, лучший его друг. Он, я думаю, вообще единственный, кто есть у Артура.

Вдруг мне стало как-то грустно. Совсем одинокий, ходит везде с двухвостой собакой. У него, наверное, и девушки нет. Но это даже к лучшему.

Пока я думала, Артур пошёл вперёд по каменистому полу. Шаги гулко отзывались эхом. Я догнала его. Чем дальше мы продвигались, тем ярче становились пульсирующие звёзды на стенах.

Мы словно попали на ночные небеса, словно ступали по каменному лабиринту меж звёзд, меж созвездий, меж проходов в иные миры, которые в полутьме чудились мне и слева, и справа, словно мы стали кем-то, кто способен бывать и выбирать меж этих сотен миров тот, который нужен именно сейчас.

— Это камни желаний, — сказал Артур, и слова его разбили картинку, волшебства стало чуть меньше. — Каждый отражает чью-то мечту. Те, которые сбываются, перестают мерцать.

— Почему?

— Когда кто-то добивается своего, он теряют то усердие, которое двигало к цели.

Я не совсем поняла.

— Знаешь, а почему нельзя сначала достичь чего-то одного, потом другого, третьего, десятого, сотого? Разве не все так делают?

Он засмеялся, и эхо повторило этот какой-то печальный, почти безнадёжным смех. Стало не по себе. Я ведь Артура совсем не знаю. Куда он ведёт меня? Куда подевался Хэйден? Почему он смеётся, если ему грустно?

— Можно. Даже нужно. Но дело не в этом. Ты наверняка знаешь таких, которые из кожи вон лезут, чтобы прийти к мечте, а потом ничего не делают. Они считают, что то, чего добились, будет рядом бесконечно долго. Я и сам был таким. Я так хотел быть стражем, я стал, а потом… Смотри, — он показал на чёрную точку в стене, — этот> камень только погас и сразу же обуглился. Значит, желание не сделало счастливым того, кто мечтал. А этот, соседний, перестал пульсировать и теперь сияет: кто-то добился чего-то очень для него важного. И, быть может, он даже счастлив.

— А те, которые мерцают, ещё не сбылись? — спросила я, трогая тёплый камень чьего-то желания. Он переливался красновато-оранжевым светом, на мгновение гас и снова начинал сиять.

— Верно. И некоторым это не суждено.

— Слишком сложно?

— Кому-то достаточно лишь мечты, чтобы быть счастливым.

Продвигаясь дальше, мы вышли к просторному гроту с дверями: деревянные узорчатые и резные, словно старые наличники; гладкие блестящие металлические; покрытые изящными ледяными узорами и даже полуобгоревшие.

Артур пояснил, что они ведут в разные края, но после того случая с людьми, которые хотели вывезти из Мира Мечты камни, путь открывается лишь в один конец.

— Раньше эта дверь, — Он указал на> ту, которая была заколочена и лишена ручки, — открывала дорогу в твой мир, Но теперь на Землю нельзя попасть так просто.

Он показывал мне и другие двери, и все они вели в невероятные места: в сад изобретений, озеро грёз, музей книжных историй… Хотелось войти в каждую, побывать во всех этих местах, но Артур сказал, что нельзя. Нельзя даже стоять. Надо идти, ведь неизвестно, почему пропал Хэйден и понял ли он, что я человек.

— Если догадался, тебе опасно быть в Мире Мечты.

Я хотела начать спорить, оправдывать Мэлибуда, но не стала. В глубине души я была согласна с Артуром.

Мы подошли к деревянной двери, на которой спиралью прорастали цветы и травы. Они закручивались, а отростки убегали в стороны. Артур потянул ручку на себя. Дверь медленно заскрипела, чуть приоткрылась. Подул ветер.

Звон. Бесконечно громкий и долгий звон. Он исходит то ли снаружи, то сочится из собственной души, заволакивая всё вокруг и давя своей непрерывностью, грозя уничтожить, словно букашку под чьей-то подошвой.

За звоном является белая почти пустая комната. Обитые жёстким холодным металлом — он чувствует это затылком — стены, неудобный стул, на котором Артур сидит, и слишком сухой воздух, раздирающий горло.

Он поднял руки — не связаны. Уже хорошо.