Мастер Гарибальди возился с Оладушкиным до самого утра. Мы пару раз хотели приблизиться к старику, но тот отгонял нас сердитым шиканьем и резкими жестами, мол, пошли прочь! Спорить с человеком, занятым работой, поступок неразумный. Потому мы устроились что в отдалении, наблюдая за тем, как работает специалист по контурам, и обмениваясь ничего не значащими комментариями, которые обычно рождаются в уставших мозгах. Несколько раз Гарибальди ходил к машине, хлопал дверьми, доставал что-то из саквояжа, бубнил себе что-то под нос, а потом возвращался к лежащему без сознания Претенденту.

В итоге я задремал, привалившись спиной к тёплому стволу дерева. Очнулся от того, что завалился на плечо Обухова, сидевшего рядом, и одеревеневший князь с облегчением выдохнул.

— Пародньте, — сказал я ему.

— Пора, — глухо сказал княжич. Протёр глаза. — Пора, Илья.

Я осоловело огляделся, поднялся. Вот сейчас бы кофе не помешал. Утро просыпалось, солнце уже играло с осенней листвой. Гарибальди лежал на заднем сидении, высунув ноги наружу. Когда мы подошли, старик открыл глаза, запавшие так глубоко, что были едва видны.

— Ваши задачи день от дня сложнее, господин Артемьев, — скрипуче посетовал он. — Но я справился.

— Он будет жить?

— Да, и, вероятно, сохранит дар. Правда месяца-два ему бы обойтись без любых попыток его использовать. Я, скажем так, заштопал его как мог, но, скажу честно, господа. Он скорее один сплошной шов, а не что-то сшитое. Живого места не осталось. Я такого и не видел никогда. Хорошо, что вы вовремя меня привезли, господин Обухов. Хорошо, что я не отказался. Признаюсь, была мыслишка сказаться больным.

Он перевёл взгляд на меня.

— Господин Артемьев, это ведь одарённый очень высокого ранга. Как случилось то, что я увидел? Добраться до такого уровня и не понимать собственных возможностей — невозможно. Этот человек будто бы пожертвовал собой. Как вы с этим связаны?

— Хороший вопрос, мастер Гарибальди. Но отвечать на него я не в праве, — с максимально загадочным видом сообщил я.

Старик лишь хмыкнул.

— Тогда проследите, чтобы ваш приятель забыл о магии на ближайшие пару месяцев. Я перехватил его контур в процессе распада. Ему повезло. Если он себе хотя бы воду подогреет, всё может развалиться на клочки, и там уже никто не поможет бедолаге.

— Спасибо вам, мастер Гарибальди. Огромное, — от души поблагодарил его я.

— Полноте вам, господин Артемьев. Я сделал то, что мог. А теперь, с вашего позволения, я бы хотел немножечко подремать. Устал. Вашего товарища можно усадить в автомобиль, но, прошу, пристегните его покрепче. Мы же возвращаемся назад, в Пушкинские Горы?

— Да, мастер Гарибальдни, — с солидным видом кивнул Обухов — Я довезу вас до ваших ворот!

— Благодарю, мальчик мой.

Он тяжело сел, повернулся, засунув ноги в машину, затем старательно пристегнулся и сразу же уснул.

— Давай, запихиваем твоего друга, и поехали, — Обухов хлопнул меня по плечу. — Тебе бы тоже не помешало поспать.

Почти весь следующий день я отсыпался. Телефон выключил и просто отдыхал в усадьбе Обухова, в крыле с видом на сад. Хорошее такое безделье, нарушаемое приятного вида служанкой, приносящей мне еду и ставящую поднос на аккуратный белый столик у окна. Улыбалась она обворожительно, но мысли мои были далеки от плотского. После событий последних дней я попросту растворился в отдыхе. Это был мой крошечный островок покоя. Мягкая кроватка, свежее бельё, м-м-м.

Вечером я в тёплом халате выбрался в беседку, насладиться свежестью осени и контрастами жизни, когда вокруг природа готовится ко сну, всё сырое и увядающее, а тебе сухо и тепло.

Моё желание провериться оказалось весьма своевременным. В усадьбу вернулся Андрей. Он весь день посвятил каким-то только ему ведомым делам, словно что-то посерьёзнее спасения мира нашлось.

Княжич изменился с тех пор, как я его узнал. Походка Обухова стала решительнее, и в ней не осталось ни грамма былой фальши, когда Обухов казался уверенным в себе матёрым демоноборцем, а не был им. Вот что может сотворить с человеком одно успешное дело. Приятно посмотреть.

Княжич явился не с пустыми руками. Он притащил с собой две коробки ещё тёплой пиццы и упаковку из шести банок пива «Иркутская история». Мы почти не разговаривали, пока Андрей обустраивался в беседке, резал пиццу и открывал пиво.

Наконец, он закончил с приготовлениями, совсем не по благородному взял один кусок руками, запрокинул голову, почти полностью запихав его в себе в глотку, и принялся увлечённо жевать. Затем поймал мой взгляд и приподнял банку с пивом в немом тосте.

Я ответил. Вкус оказался приятным, а значит можно было исторгнуть вздох удовлетворения и откинуться в плетённом кресле поудобнее, наблюдая за неторопливым вечером.

— Расскажешь, что происходит, Илья? — наконец, спросил Андрей.

— Ужин? — предположил я. Обухов шутке не обрадовался. Он запрокинул банку пива и высосал её в один заход. Скомкал, бросил на дно беседки и проговорил:

— Мы все в тревоге, друг мой. После той встречи в сопряжении. Все понимают, что мир переменился. Не буду таить, то оказалось большим испытанием для всех участников. И я вынужден донести до тебя мысль, что «Медведи» уже ропщут. Я не открыл им твой секрет, но у них невероятно много вопросов осталось. Ещё и Кострубин этот…

Он тяжело вздохнул: