– Связана, но пока ты интересуешься не тем, – заверил убийца. – Не перебивай. Помню осенью, уже прохладно было, в двадцатых числах ноября, я выследил одну молодую семейную пару. Они совсем ещё юные были, только начали жить вместе. Он работал в газете, а она продавала платья в бутике…

– Эти подробности имеют значение?

– Для тебя да. Меня они знаешь чем привлекли? – спросил он и сам себе ответил. – Тем что девушка была беременна и, судя по размеру живота, плоду как раз было около девяти месяцев. У меня бимелась давняя идея испытать такую…

– Ты больной…

– Погоди ругаться. С парнем было неинтересно, за него я первого взялся, но он быстро кончился. Болевой порог у него маленький, при малейших порезах сознание терял. Я с него лоскуты кожи снимал. Он так и помер, не приходя в себя, от кровопотери. Ничтожество. Но вот девушка… Никогда её не забуду. Это было что-то. Она боролась, даже когда уже невозможно было бороться, хотела спасти ребёнка, терпя боль, которую ни до, ни после неё никто со мной не выдерживал. Она смогла подготовить меня к пониманию, что такое настоящая боль. И за это я наградил её. Я спас ребёнка. Вырезал его скальпелем прямо из чрева и даже дал ей подержать. Правда, от волнения у меня в процессе дрогнула рука, и, извлекая, полоснул малютку по лицу от брови до самого уголка рта.

Говоря это, Дуарте как-то прерывисто медленно скользил взглядом по шраму на лице Николь, точно облизывал его глазами.

– Нет… – начала осознавать услышанное Эванс.

– Это была девочка, – продолжал Дуарте. – И знаешь, какое последнее слово произнесла её мать?

– Заткнись! – слёзы ярости ослепляли лейтенанта.

– Она сказала: «Николь».

Вскочив, Эванс выхватила пистолет и, тяжело дыша, направила его прямо в лицо Дуарте.

– Ещё хоть слово, ублюдок…

– Два слова, три слова, четыре, – тараторил парализованный старик. – Пять слов! Ну же! Шесть! Давай! Чего же ты тянешь?

– Ты хочешь так легко отделаться? – прорычала Эванс.

– Я хочу отблагодарить тебя и поделиться тем, что знакомо мне, в ответ на то, чему я научился от тебя той ночью.

– Чему я могла тебя научить, будучи младенцем?

– Боли, – ответил Гектор. – Твоя мать подготовила, а ты продемонстрировала, когда я тебя порезал. Я понял, что такое боль. Знаешь, как ты кричала? Вот так.

И с этими словами сидящий перед Николь старик возопил полным нестерпимого страдания воплем младенца. От неожиданности и сюрреалистичности картины Эванс даже отпрянула и повалила стул. Пистолет в её руках задрожал. Его пришлось придержать второй рукой.

– Что ты такое?

– Не беспокойся, я простой человек, – ответил он. – Но с непростой судьбой. Хочешь, я покажу тебе боль твоей матери? Отца, к сожалению, я не запомнил, он бы одним из самых скучных…

– Ничего мне от тебя не ну…

Но Гектор прокричал женским голосом. И в этом крике было слышно, как от напряжения надрываются голосовые связки. Перед глазами мелькнули образы пытаемой мамы, которую Эванс никогда не видела. Шрам на лице взвыл такой болью, будто Дуарте только что её полоснул скальпелем.

– Прекрати! – потребовала лейтенант и побежала в ванную.

Пузырёк с обезболивающим выскользнул из её непослушных пальцев и раскрылся от удара об пол. Разлетевшиеся в стороны белые продолговатые таблетки стали незаметными на однотонном кафеле. Включив холодную воду, она прополоскала рот, чтобы унять тошноту, и дрожащей рукой умылась. Зажатый во второй пистолет трясся и стучал по керамической раковине. Эванс вдавила рычаг крана, останавливая поток, и, обернувшись, увидела неплотно закрытый шкаф. Зелёная короба, которая была в нём раньше, исчезла. Николь не сразу сообразила, чем именно её смутил вид одежды старика. На плечиках висел вымокший измятый костюм, а прямо под ним стояли облепленные грязью и сухой травой туфли.

Крик сам собой вырвался из груди Николь. Она сразу вспомнила слова Гектора о том, что последнюю партию он у Маркуса выиграет. Его признание, что он бы с удовольствием расправился с полицейскими. Интерес маньяка к расследованию убийств Белого Слона.

При этом сам Дуарте всё также парализовано сидел в инвалидном кресле спиной к ней. Не выпуская старика из вида, она извлекла телефон и проверила новую догадку – вбила в СМС-сообщение слово «Дуарте», которое автоматически сразу же заменилось на «Ударьте» – именно это ей и написал Хьюго перед смертью.

Сняв оружие с предохранителя, Николь прижалась к стене спиной и начала обходить всё ещё остававшегося неподвижным Гектора.

– Это ты! – выдохнула она. – С самого начала это делал ты! Но как… Как же пытки… Ты не пытал…

– Потому что ты меня уже научила боли, – ответил Дуарте.

– Это невозможно! – не хотела верить сама в свои выводы Николь. – Я же выливала на тебя кипяток… Ты же прыгал с крыши… Тесты…