— Ты не понял, друг мой, — тяжело вздохнул я, покачав головой. — Полюбовно — это значит, что мы не платим вам ничего. Вообще ничего. Ноль. Понимаешь? Но вы уходите отсюда живыми, целыми и даже при своих деньгах, так и быть.

— Не, так не пойдет, — почесав неопрятную бороду, ответил бандит, а его дружки с еще более тупыми лицами поддержали его довольным гулом. — Или медяху, или мы вас будем бить, пока вы все деньги не отдадите. А с девчонкой еще и в кустах поозорничаем. В качестве… эээ… ком-пен-сации. За то, что она ругалась грязно на нас и наших матушек.

Не успел я ответить, как моя побагровевшая от ярости напарница шагнула вперед и легким движением клинка вскрыла горло Бородатого, практически перерубив ему шею. Мощный фонтан крови залил ее, меня, пару соседних бандитов и добрую половину поляны. Но в основном, увы, ее и меня.

В бою главное — не рефлексировать. Это первое, чему учил меня дед. Мысли о том, что ты сейчас можешь умереть, или о том, что убивать других людей как-то аморально — последнее, что тебе требуется. Зачастую мыслей вообще не требуется, что уж там: достаточно отпустить тело и позволить ему делать свою работу. Время разума настанет после, когда ты выживешь. Если выживешь. И впервые войти в такое состояние у меня получилось настолько легко и естественно. Кровь Бородатого еще только-только оросила мое лицо, а я уже рявкнул в сторону девицы:

— Твои слева!

И прыгнул вперед, вытягивая копье и нанизывая на него крайнего бандита справа. Дернув копьем в сторону, я поморщился и выпустил его из рук. Застряло. До этого я не думал, насколько медленно двигаются люди без Перерождения или хотя бы Медной Закалки — но сейчас отчетливо понимал, что могу перебить всех этих бандитов голыми руками: для меня они двигались плавно и замедленно, словно были под водой или спросонья. Так что пытаться выдергивать копье, засевшее между ребрами бандита, я не стал. Вместо этого попросту шагнул ко второму, легко увернувшись от медленного удара палицей, и со всей силы вбил кулак ему в кадык. Пинок в колено, сопровождавшийся отвратительным хрустом — и он лежит на земле.

Я бросил взгляд на соратницу — но та уже и сама разобралась с оставшимися двумя, и стояла бледная, покачиваясь, как осинка на ветру. Ее что, ранили эти доходяги? А… нет. Секунда, другая — и ее вывернуло прямо на трупы.

Чувствуя, как меня тоже накрывает отходняк, я все же нашел в себе силы расшатать и выдернуть копье из трупа. И прикончить им последнего бандита, медленно синеющего, схватившись за горло. Все равно не жилец. Можно сказать, жест милосердия.

Пошатываясь, я дошел до девушки, явно сдерживающей новые рвотные позывы, и осторожно помахал рукой у нее перед глазами. Та слабо качнула головой в ответ и махнула рукой в сторону: мол, давай отойдем отсюда подальше. Я молча кивнул и направился назад по дороге в сторону оставленного рюкзака. Надо умыться.

Напарница нашла в себе силы добрести до меня только через пару минут — я уже закончил умываться из фляги, переодеть запачканную рубаху и теперь просто сидел на обочине, в некоторой прострации наблюдая за переливами Жизненной Ци в лесу. Голова была пустой и звонкой. На удивление, я не чувствовал в себе особой вины за убийство аж двух людей… но все же это стало для меня полнейшей неожиданностью и некоторым ударом по остаткам моей старой морали. Ан Тер Лисс Дирхе к ценности человеческой жизни подходил с совершенно другими мерками, нежели земное гуманистическое общество, и я невольно перенимал местные мерки все эти годы. Но все же за какие-то остатки былого я все еще продолжал цепляться, не говоря уж о том, что в уютном безопасном Гельте с непосредственной опасностью от людей встречаться мне не приходилось. Теперь же часть этой шелухи слетела. Но это и к лучшему. Рано или поздно — все равно пришлось бы с этим столкнуться.

Моргнув, я вынырнул из своих мыслей и протянул девушке флягу. Когда та с некоторым удивлением уставилась на нее, пояснил:

— Умойся. У тебя лицо все в крови. Да и не только лицо…

Та, кажется, только сейчас заметила этот факт и, в ужасе посмотрев на окровавленную одежду, тут же бросилась оттирать лицо водой и пучками травы. Закончив, поморщилась и бросила мне:

— Отвернись. Мне надо переодеться.