Я же не сошел с ума? Мне же это не снится? Ведь все, кого я встретил до нее пользовались лишь до боли знакомыми голосами, но оставались куклами, а она… Это же она! Я смотрел в пламенные глаза и вновь ощущался себя озорным мальчишкой, который неловко переминался с ноги на ногу, краснея за очередную проделку. В отличие от Андромахта, который даже в детстве являлся весьма ответственным и рассудительным, я всегда был шалопаем и постоянно влипал в неприятности. Причем, в большинстве случаев, по собственной глупости. А мама… Она никогда меня не ругала. Всегда смотрела с особенной нежностью и заботой. Но почему-то от этого взгляда, я сгорал со стыда и меня мучила совесть гораздо сильнее, чем от строгих выговоров отца. И сейчас я вновь смотрел в эти глаза и буквально тонул в той теплоте, что они излучали. Такое странное чувство… Будто в детство вернулся…

— Мой мальчик… — тихо проговорила мама и, несмело протянув руку, невесомо коснулась пальцами моей щеки.

Со смесью гордости и нежности, она пристально всматривалась в мое лицо, словно пыталась запомнить. А еще, где-то в глубине пламенных глаз, затаилось сожаление о том, что ее так долго не было рядом, и она не видела, как взрослел ее шебутной сын. Мама… К горлу подступил тугой и болезненный комок, а глаза предательски защипало от выступивших слез. Стиснув зубы, я накрыл ее изящную ладошку своей и тут же прижался к ней щекой, чувствуя, как сердце буквально разрывается и обливается кровью от смеси радости и боли. Даже спустя столетия… я так скучал…

— Ты стал таким взрослым, — убирая прядь волос с моего лица и мягко вытирая мои слезы, улыбнулась родительница.

— Мама…я… — начал было я, но она приложила палец к моим губам.

— Не говори ничего, — проговорила мама и, взяв мое лицо в ладони, заглянула в мои глаза. — Я все знаю и все понимаю.

— Но… — предпринял я очередную попытку, заговорить, но она лишь отрицательно покачала головой.

— Мой мальчик, ты должен быть сильным, — родительница ласково провела тыльной стороной ладони по моей щеке. — Ради тех, кто сейчас рядом с тобой, — она опустила руку, и ее пальцы коснулись моей груди в области сердца. — Прошлое, останется в прошлом. Его не изменить. Сохрани память обо мне в своем сердце и двигайся дальше, — мама тепло улыбнулась и, притянув меня к себе, мягко коснулась губами моего лба, словно даруя мне свое благословение, а затем отстранилась и вновь посмотрела в мои глаза. — Она ждет тебя.

— Но… — вновь обронил я, ощущая, как внутри все сжимается перед неизбежным. Нет, я не хотел терять ее снова. Мы же только встретились, а теперь вновь должны расстаться? И уже навсегда…

— Давай, — решительно проговорила родительница и кивнула, словно желая меня подбодрить, подтолкнуть к верному решению.

— Мама… — я отрицательно покачал головой, понимая, что просто не состояние сотворить то, чего она от меня ждет.

— Сделай это, — требовательно заявила мама и неожиданно толкнула меня в грудь, заставляя отойти на несколько шагов. — Давай! — подняв мою глефу, она уверенно бросила ее мне.

— Не могу… — стиснув зубы, процедил я, рефлекторно поймав оружие.

— Можешь! — строго и непреклонно проговорила родительница.

А я и забыл, что она бывает такой… Несгибаемая, волевая, готовая не задумываясь отдать жизнь ради своей семьи. Хранительница Пламенного Очага, истинная супруга Огненного Владыки и мать его сыновей… Нет, умом я понимал, что происходящее лишь искусный обман и мама давно умерла. Я был там, в тот день, и видел, как погребальное пламя возносило ее душу в ночное небо. И все же… Внутри словно закручивался огненный вихрь, который выжигал все дотла. Все мое естество противилось единственно верному поступку в данной ситуации. Да как я вообще смогу сотворить подобное⁈ Нет, только не с ней…

— Не могу… — тихо прошептал я, чувствуя, как руки дрожат и сердце бьется через раз. — Не проси меня о невозможном. Не заставляй… — я с мольбой и горечью посмотрел в родные глаза. — Прошу…

— Моя жизнь — лишь иллюзия, которая вскоре развеется, подобно дыму, а искра твоей эльфы горит ярче алого пламени, — мягко улыбнулась родительница и в ее руке появилась серебристая глефа, лезвие которой полыхало багряным огнем. Да, именно из-за нее, я когда-то остановил свой выбор на таком же оружие… — Неужели ты позволишь ей погаснуть?

— Нет… я… — меня терзали противоречия, от которых я испытывал почти физическую боль.

— Тогда, сделай это, — настойчиво потребовала мама и подняла глефу, принимая боевую стойку.

— Нет, — упрямо ответил я, опуская Икирим и отводя взгляд. Не могу… Не хочу…

— Давай! — в голосе родительницы зазвенели стольные нотки.

— Нет! — выкрикнул я, чувствуя, как адское пламя выжигает душу и обращает ее в пепел.

— Ты должен! — воскликнула мама и сорвалась с места.