— Поужинал, дочка. Вкусно Ар готовит. Хорошая похлебка получилась, наваристая, — довольно цокнул мужчина языком. — Третью дверь уже видела?

— Видела, — счастливо вздохнув, протянула я. — Теперь у нас совершенно точно все получится.

— Про мальчишку не передумала?

— Нет, — ответила я без лишних размышлений. — Там, где двое, там и третьему место найдется, и четвертой, — погладила круглый живот, в котором скрывалась притихшая дочка. Вот кто сегодня чего только не напробовался на ярмарке.

— Доброе у тебя сердце. И у Ара доброе…

— Спи, отец, — завредничала я, закрывая неудобную тему.

Накрыв близняшек одеялом, я спустилась вниз. Эрелл Бревиль нашелся на кухне, но я его и не искала специально. Просто, по моим подсчетам, дверь, ведущая в новые апартаменты, должна была находиться как раз на кухне.

— Вы что делаете? — поинтересовалась я мимолетом.

Взгляд мой упал на сервированный на две персоны стол, но мужчина занимался не им, а игровым уголком. Эрелл переносил подушки, одеяла и игрушки ближе к обеденному столу, выкладывая их у стены.

— Освобождаю проход, чтобы вы могли пройти. Аскера я уложил у себя. Пока выдал мальчишке свою рубашку.

— Спасибо, — искренне поблагодарила я Ара. — Спасибо за все, что делаете, хоть и не должны.

— Мне не трудно. Я вам больше того скажу, мне нравится вам помогать. Я сразу вспоминаю детство, — улыбнулся он своим мыслям, не глядя на меня. — Знаете, у меня было много младших братьев и сестер. Мне частенько приходилось возиться с ними, учить их чему-то новому. В пекарне родителей всегда стоял шум и гам.

— В пекарне? — удивилась я.

— Да, мои родители держали единственную пекарню в городе, — взглянул на меня эрелл. Так пронзительно прямо, так простодушно, что мне даже стало неловко оттого, что он делится со мной личным. — Еще у нас было свое хозяйство. Небольшое: четыре свиньи, десяток кур, три коровы и бык. Было весело.

Я прямо чувствовала физически, что эрелл ждет от меня такой же откровенности в ответ, но порадовать мне его было нечем. Не собиралась болтать о себе, потому что могла выдать свою иномирность неосторожным словом. Давать ему еще один повод для допроса я не желала.

Осмотр нового помещения прошел довольно быстро. Межкомнатная дверь, как и новая входная, закрывалась на замок и защелку. Комнат было две, большая и маленькая, но и этого лично для меня оказалось достаточно.

В большой комнате, разделив ее на две зоны барной стойкой, запросто можно было сделать лавку, а в малой временно свой прием мог вести маг. Я еще помнила его предложение подзаработать и отказываться не собиралась. Денег много не бывает — в этом он был катастрофически прав.

— Спасибо, домик. Ты чудо! — прошептала я, поглаживая ладонью шершавую светлую стену.

Лишь на секунду мне показалось, что дом ответил мне теплой волной, но все, как всегда, испортил эрелл Брейвиль:

— Замрите! Превышение среднего магического фона!

Я на него дулась.

Да, понимала, что веду себя как девчонка, но не могла перестать обижаться. Я только-только почувствовала какие-то ответные эмоции от особняка, как эрелл взялся осматривать каждый угол и больше всего ту стену, к которой я прикасалась.

Естественно, найти у мужчины ничего не получилось. Магический фон изменился лишь на секунду, но недовольно поджимал губы глава тайной канцелярии все полчаса, пока мы подчищали поздний ужин.

В городе уже давно стояла глубокая ночь, но лечь спать просто так я никак не могла. Во-первых, дочка требовала от меня срочно чего-нибудь съесть, а во-вторых, хоть немного, но я все-таки разбиралась в детях.

Мне приходилось в жизни сталкиваться с детьми, росшими без родителей. Фирма, в которой я работала, занималась благотворительностью, поэтому два раза в год все сотрудники нашей компании навещали один конкретный детский дом.

Каких только историй я не наслушалась, но определенные выводы на их основании сделать могла. Во-первых, эти дети никому не нужны. Они не знают, что такое родительская любовь, и чаще всего видели в своей жизни то, что никогда не увидели бы дети в благополучных семьях. И я сейчас не говорю о материальной стороне вопроса.

Просто чаще всего в детский дом попадали три категории детей: отказники, дети из асоциальных семей и дети, чьи родители погибли, а других родственников, которые могли бы возложить на себя ответственность за ребенка, просто не было.

Отказники — им было проще всего приспособиться, потому что чаще всего от детей отказывались либо прямо в роддоме, либо чуть позже, когда возраст их еще не был сознательным. Они воспринимали правила легче, потому что не видели другой жизни, но в дальнейшем их можно было запросто поставить в один ряд с остальными.