Наиль еще раз посмотрел в зеркало. Моль, конечно, серая, зато ноги красивые. Длинные и ровные. Это не он придумал, а Любочка так сказала. Вдруг прижалась к нему боком, прошептала горячо в ухо: «Были бы у меня такие ноги, я бы только мини-юбки носила». Наиль оглядел тогда свои и Любкины ноги, ноги соседних пар и не увидел большой разницы, но ухо приятно горело от теплых слов, и мурашки побежали куда-то по спине вниз. Они побежали и теперь, как и тогда, как и каждый раз, когда он вспоминал этот случай.

Наиль смущенно дернул себя за ухо и почесал спину. Эх, Любочка. Вымахала за это лето, став выше на голову, и сбежала к Стасику в пару. Теперь Наиль танцует с Лизкой. Ябедой и сплетницей. За две недели он узнал столько всего о каждом танцоре в группе и о преподавателях, их семьях и отношениях — Санта-Барбара, не иначе: кто с кем встречается, ругается, спит и трахается. Да. Это было откровение, новый взгляд на мир: все, оказывается, друг с другом переспали, да не по разу. И Любочка тоже.

У него волосы дыбом встали от этих новостей. Как вообще можно жить в таком мире? Как? Не верилось, Любочка не такая, это Лизка все придумала. Как вообще у нее язык повернулся говорить такое вслух?

Наиль передернул плечами. Как передать это ощущение липкой грязи, что пачкает тебя изнутри и проникает в мысли? Как отмыть? Занятия превратились в каторгу. Ведь пропускать тренировки можно было только по одной причине: в связи с собственной кончиной.

Он впервые устроил тихий бунт. Притворился больным и не пошел на танцы. Мама потрогала его лоб и... оставила дома. Один раз сработало, но впереди маячило выступление. Концерт.

Можно было бы отвлекаться на музыку и не слушать Лизку, только его стало передергивать даже от прикосновения ее рук. А как вести танец, если прикасаться противно? Он сбивался с ритма, наступал ей на туфли. Всей группе раз за разом приходилось начинать танец заново.

Ребята шушукались. Лизка хихикала и стреляла глазками. Марьванна раздраженно стучала линейкой по ладони, делала замечания.

— Наиль! Соберись! Заново! С третьей позиции. Раз, два, три, раз… Наиль! Опять? Раз, два, три… Наиль, выйди вон, чтоб глаза мои тебя не видели.

Наиль надолго застрял в туалете, раз за разом намыливая ладони, пытаясь смыть липкость чужих рук, отгоняя от себя понимание, как это выглядит со стороны. Он даже мысленно услышал Лизкин голос: «Ах, Наиль в меня влюбился, точно тебе говорю! Все это видят. Удивляться тут нечему: я просто бомба, он, конечно, не красавец и точно девственник, но не бросать же его, несчастного, одного. Сама понимаешь, первая любовь и все такое...» Затошнило. Да лучше он под машину бросится, но на бальные больше ни ногой.

Именно так он и собирался заявить маме, шагая по коридору в ее кабинет, только с порога сделать ничего не успел, запнулся, услышав мамино: «Марго! Ну хоть ты что-нибудь с ним сделай! Сил моих больше нет!» В кабинете мать была не одна: в кресле сидела преподавательница танцев по стрип-пластике. Марго — молодая, коротко стриженая, с цепким взглядом и жесткой фигурой гончей.

— Наиль, с сегодняшнего дня будешь заниматься танцами с Марго.

«Что?»

— А как же бальные? — пискнул Наиль.

— Забудь про бальные!

— Но концерт же! И Лиза без пары? – Он и сам не знал зачем спрашивает. Ни концерт, ни бальные, ни тем более Лизка его сейчас не интересовали. Но, блин! Стриптиз? На шесте? Серьезно? В голове не укладывалось.

— С концертом и без тебя справятся, а вот Марго уезжает через месяц, и у тебя не будет больше такого шанса.

— Шанса?

— Марго — высококлассный специалист и универсальный танцор, училась в столице, — объяснила мама, но понятнее не становилось. — Тебе нужен индивидуальный подход. Не спорь! Сколько можно менять классы? Ты уже не маленький, пора определиться и идти целенаправленно. Не будь, как твой отец! Ты понял?

Наиль кивнул. Он не понял, но точно знал, что после этого вопроса надо соглашаться и молчать, иначе нотация затянется на несколько часов: аргументы и еще одни аргументы, и аргументы аргументов, а также копание в прошлом и стряхивание пыли с семейных историй о том, как у нее, талантливой артистки, не получилось стать знаменитой и кто в этом виноват, и о том, что ей пришлось выйти замуж за монгола и жить в захолустье, и о том, как погибли все ее мечты. И прочая, прочая...

— Отлично, — улыбнулась мама. — Будете заниматься по вечерам, когда все занятия окончены. Начнете сегодня. Все. Подожди в коридоре.

Он тупо сидел в коридоре, бессмысленно пялился в стену и думал. Думал о том, что сейчас случилось, и пытался понять, что происходит. Мама не могла отдать его в стриптиз. Ведь нет? Или да? И тогда что потом? Неужели он совсем безнадежен и «сиять на сцене» может только голыми ляжками? Бред.