Остальные покачали головами.

— Тогда что? Пошли?

* * *

И мы пошли. Я всю дорогу думал: «Интересно, кто-нибудь еще догадывается, что все это действо — откровенный фарс? Хоть кто-то понимает, что не было никаких мертвецов, не было хозяина, ничего не было. Только глюки, вызванные травой, которой в этой тайге, что грязи».

Я попытался украдкой рассмотреть моих спутников. Что думали они? Что у них в головах? И остался в замешательстве. Вид у Юрки был торжественный, важный. Наташа заметно нервничала. Тоха тихонько посмеивался, но это было его обычное состояние. Эдик что-то шептал на ухо Зиночке. Та хмурилась, но кивала. Невозмутимым оставался только Санжай.

До поляны с раскопом добрались незаметно. Там со вчерашнего дня не изменилось ничего. Не было разрушений, устрашающих знаков, надписей, покойников. Нет, вру. У самого края раскопа на деревянной рогатине висели Наташины бусы. И нитка их за ночь из красной стала черной.

— Вот оно где, — просипел Юрка, — твое ожерелье. Давайте уже быстрее все это закидывайте обратно. А потом закопаем от греха подальше.

Его слова послужили сигналом. Эдик сделал широкий шаг, встал на самом краю раскопа, вытянул руку с авоськой, разжал пальцы, проводил взглядом шаманское добро. Зачем-то торжественно изрек:

— Прости нас, хозяин. Мы дети твои неразумные. Не ведали, что творили.

Слова отзвучали, повисла тишина. Никто не попытался остановить Эдика, подколоть, напомнить о комсомоле вкупе с коммунизмом. Все восприняли эту речь абсолютно серьезно. Все были с ней согласны.

— Теперь ты, — Юрка подтолкнул Наташу к рогатине, — твоя очередь.

— Нет, — неожиданно уперлась та. — В руки эту гадость не возьму. Нет!

— Давайте я, — мне стало ее жалко.

На лице девушки читался такой испуг, что это точно не было игрой. Не мог я себе представить такой игры.

— Спасибо, — она порывисто обняла меня и чмокнула в щеку.

И я ей поверил второй раз. Этот поцелуй тоже был от чистого сердца. Я просто выдернул рогатину и аккуратно стряхнул нитку с бусинами в могилу.

— Все! — Юрка буквально возликовал.

Он первым схватился за лопатку и принялся с остервенением засыпать раскоп. К нему присоединился Тоха.

* * *

В четыре руки дыру засыпали за считанные минуты. Юрка на этом не успокоился — принялся таскать на могилу камни, прикрывая разворошенную землю. С каждым булыжником он приговаривал:

— Все, теперь точно все.

Остальные отчего-то стояли в стороне. Словно ждали явления чуда.

Чуда не случилось. Когда напуганный парень угомонился, когда оставил могилу в покое, распрямился и повторил:

— Все, теперь точно не вылезет!

Санжай вдруг нарочито спокойно сложил на груди руки, приподнял одну бровь и сказал:

— Что толку? Хранителя могилы здесь все равно нет. Пока все не отда…

Юрка его перебил, заорал:

— Хватит! Замолчи! Знать ничего не хочу про твоего хозяина!

Это было совершенно нелогично. Это было от чистого сердца. В Юрке бушевали эмоции. Я думал Колька начнет ему возражать, но нет. Он просто кивнул и согласился:

— Как хочешь. Но ты сам все понимаешь.

— Ничего не хочу понимать!

Парень выхватил у меня рогатину и в сердцах сломал о свое колено.

— Все, баста!

И ринулся назад в лагерь. За ним потянулись остальные ребята. Я же застрял на поляне. Я стоял и смотрел на свои пальцы. На руку которой опирался на рогатину.

Пальцы были черными. Вот так. И не было в этом никакой магии, никакой мистики, ни капли тайны. Обычная сажа. Именно она окрасила нитку Наташиного ожерелья в черный цвет.

Я глянул в спины ушедшей компании и вспомнил слова Пушкина, чуть изменив для себя:

— Ай да Колька, ай да сукин сын. Все-то ты предусмотрел — и нитку покрасил, и топор оставил в палатке, и карты раскидал. Надо будет тебя прижать и допросить. Но чуть попозже. А пока… Пока посмотрим, что покажет время. Не даром же ты расшерудил этот муравейник.

День прошел сумбурно. Только и было, что бесконечные разговоры о прошлой ночи. А еще надежда, что Санжаев хозяин оставит нас теперь в покое. Пусть не на всегда, пусть ненадолго, пусть только на время.

Юрка с Эдиком проверили донки и обеспечили нас уловом. Тоха с Колькой отправились в лес. Вернулись с грибами и котелком голубики.

Мне повезло меньше всех. Наши отважные дамы вцепились в меня, как два клеща и хором заныли:

— Не уходи! Миш, ну пожалуйста!

— Чего так? — не сдержался Тоха.

Наташа зыркнула исподлобья, прикусила губу. Ей непривычно было признаваться в слабости. Ответила Зиночка: