— Я думаю… не обращай внимания. Может быть, это что-то вроде ревности во мне. Мой мальчик. Я полагаю, что удивлен тем, что Шрюд использует тебя, а не меня. Может быть, я боюсь, что пережил мою полезность ему. Может быть, теперь, когда я знаю тебя, я хотел бы никогда не приниматься за то, чтобы сделать тебя…—Теперь пришла очередь Чейда замолчать, и мысли его ушли туда, куда слова не могли за ними последовать. Мы сидели, размышляя о моем задании. Это было не служение королевскому правосудию. Это не был смертный приговор за преступление. Это было просто устранение человека, стоявшего на пути короля к еще большему могуществу. Я сидел неподвижно, пока не начал раздумывать, сделаю ли я это. Потом я поднял глаза на серебряный фруктовый ножик, воткнутый в каминную доску Чейда, и подумал, что знаю ответ.

— Верити выразил недовольство тем, как с тобой обращаются, — внезапно сказал Чейд.

— Недовольство? — слабо спросил я.

— Шрюду. Сперва за то, что Гален плохо обращался с тобой и обманул тебя. Это заявление он сделал вполне официально, говоря, что он лишил королевство твоего Скилла в тот момент, когда он был бы наиболее полезен. Он предложил Шрюду неофициально, чтобы король сам уладил это дело с Галеном, пока ты не взял инициативу в свои руки.

Глядя в лицо Чейда, я видел, что все содержание моего разговора с Верити было известно ему. Я не мог определить, что чувствую по этому поводу.

— Я бы не сделал этого, не стал бы сам мстить Галену. Особенно после того, как Верити попросил меня ничего не предпринимать.

Чейд одобрительно посмотрел на меня.

— Так я и сказал Шрюду. Но он велел мне передать тебе, что это дело будет улажено. На этот раз король совершит собственное правосудие. Ты должен ждать и быть удовлетворенным.

— Что он сделает?

— Этого я не знаю. Я думаю, что и сам Шрюд еще не знает. Этот человек должен быть наказан, но мы должны помнить о том, что нам нужны новые группы. Гален не должен считать, что с ним слишком плохо обошлись. — Чейд откашлялся и добавил тише: — И Верити высказал еще один упрек королю. Он довольно резко обвинил Шрюда и меня в том, что мы хотим принести тебя в жертву ради королевства.

«Вот, — внезапно понял я, — почему Чейд позвал меня сегодня». Я молчал. Чейд заговорил медленнее:

— Шрюд утверждал, что даже не думал об этом. Что до меня, то я не мог себе представить, что такое возможно. — Он снова вздохнул, как будто эти слова дорого ему стоили. — Шрюд король, мой мальчик. Его главной заботой всегда должно быть его королевство.

Мы долго молчали.

— Ты говоришь, что он принес бы меня в жертву. Не задумываясь.

Он не оторвал взгляда от очага.

— Тебя. Меня. Даже Верити, если бы счел, что это необходимо для пользы королевства. — Потом он повернулся и посмотрел на меня: — Никогда не забывай об этом.

В ночь перед тем, как свадебный караван должен был покинуть Баккип, Лейси постучала в мою дверь. Было уже поздно, и когда она сказала, что Пейшенс хочет видеть меня, я глупо спросил:

— Сейчас?

— Ну, ты ведь завтра уезжаешь, — заметила Лейси, и я послушно последовал за ней, как будто это был неопровержимый довод.

Пейшенс сидела в заваленном подушками кресле в экстравагантно вышитом халате, накинутом поверх ее ночной рубашки. Волосы ее лежали на плечах, и пока я усаживался туда, куда она мне указала, Лейси стала расчесывать их.

— Я ждала, что ты придешь ко мне извиниться.

Я немедленно раскрыл рот, чтобы сделать это, но она раздраженно махнула рукой, чтобы я замолчал.

— Но, обсуждая это сегодня с Лейси, я поняла, что уже простила тебя. У мальчиков, как я решила, просто есть запас грубости, которую они должны использовать. Я решила, что ты не хотел ничего плохого, раз не почувствовал потребности извиниться.

— Но я сожалею, — возразил я, — я просто не знал, как сказать…

— Все равно извиняться слишком поздно. Я тебя простила, — сказала она оживленно, — кроме того, у нас нет времени. Я уверена, что тебе уже следует спать. Но поскольку это твое первое такое путешествие, я решила кое-что дать тебе до отъезда.

Я снова раскрыл рот и закрыл его. Если она хочет считать, что это мое первое настоящее столкновение со светской жизнью, я не буду с ней спорить.

— Сядь здесь, — сказала она повелительно и показала на место у своих ног. Я подошел и послушно сел. Только тут я заметил маленькую коробочку у нее на коленях. Она была сделана из темного дерева, а на крышке был барельеф оленя. Когда Пейшенс открывала ее, я уловил аромат дерева. Она вынула серьгу и поднесла ее к моему уху.

— Слишком маленькая, — пробормотала она, — какой смысл носить драгоценности, если никто не сможет их увидеть. — Она вынула и снова убрала еще несколько вещиц, сопровождая свои действия подобными замечаниями. Наконец она подняла одну, которая была похожа на кусочек серебряной сети с синим камнем в ней. Пейшенс нахмурилась, взглянув на нее, потом неохотно кивнула. — У этого человека есть вкус, — сказала она, — сколько бы у него ни было недостатков, вкус у него есть. — Она поднесла серьгу к моему уху и без всякого предупреждения воткнула в мочку булавку.

Я взвыл и попытался схватиться рукой за ухо, но она отбросила мою руку.