— Кетриккен сказала мне, что даже если я убью вас сегодня, завтра она все равно принесет обет Верити.

И снова Руриск не был удивлен.

— Чего она добилась бы своим отказом? Только враждебности Шести Герцогств. Она отреклась бы от вашего народа, принеся великий позор народу нашему. Она стала бы отверженной безо всякой пользы. Меня это не вернет.

— А ваши люди не восстанут, поняв, что отдают ее такому человеку?

— Мы защитили бы их от такого знания. Во всяком случае, Эйод и моя сестра. Разве целое королевство должно начать войну из-за смерти одного человека? Не забывайте, что я здесь «жертвенный».

В первый раз я смутно понял, что это значит.

— Очень скоро я могу стать для вас обременительным гостем, — предупредил я, — мне сказали, что это медленный яд, но я посмотрел на него и убедился, что это не так. Это простой экстракт смертельного корня, и на самом деле он действует быстро, если дан в достаточном количестве. Сначала человек начинает дрожать…

Руриск вытянул над столом руки, и они дрожали. Кетриккен свирепо посмотрела на нас обоих.

— Смерть наступает быстро, и я думаю, что меня поймают с поличным и убьют вместе с вами.

Руриск схватился за горло, потом его голова упала на грудь.

— Я отравлен, — театрально проговорил он.

— Хватит с меня, — рявкнула Кетриккен как раз в тот момент, когда Коб распахнул дверь.

— Берегитесь предательства! — закричал он и побелел при виде Кетриккен. — Моя леди, принцесса, скажите, что вы не пили этого вина! Этот изменник бастард отравил его!

Я думаю, что его игра была немного испорчена отсутствием реакции. Кетриккен и я обменялись взглядами. Руриск скатился с кресла на пол.

— Прекрати, — зашипела принцесса.

— Я положил яд в вино, — сказал я Кобу добродушно, — как мне и поручили.

И тут спина Руриска выгнулась в первой судороге.

Потребовалось мгновение, чтобы я понял, как был одурачен. Яд в вине. Яблочное вино из Фарроу, вероятно врученное сегодня вечером. Регал не доверил мне положить его туда, но это было достаточно легко устроить при доверчивости горцев. Я смотрел, как Руриск изгибается в судороге, зная, что я ничего не могу сделать. Я уже чувствовал у себя во рту онемение. Я подумал почти лениво, что доза должна была быть очень сильной. Я сделал только глоток. Умру я здесь или на эшафоте? Кетриккен через мгновение сама поняла, что ее брат в самом деле умирает.

— Ты, бездушный подонок! — выплюнула она в мою сторону и опустилась на колени около Руриска. — Шутить с ним, курить, улыбаться, а он умирал! — Она взглянула на Коба: — Я требую его смерти! Скажи Регалу, чтобы немедленно пришел сюда.

Я двинулся к двери, но Коб был быстрее. Конечно. Никакого дыма для него этой ночью. Он был быстрее и сильнее меня, и голова его была яснее. Его руки сомкнулись вокруг меня, он повалил меня на пол. Его лицо приблизилось к моему, когда он ударил меня кулаком в живот. Я знал это дыхание, этот запах пота. Кузнечик почуял его перед смертью. Но на этот раз у меня в рукаве был нож, и очень острый, и смазанный самым быстрым ядом, который знал Чейд. После того как я вонзил его, Коб умудрился ударить меня дважды — хорошие крепкие удары, — прежде чем повалился на спину, умирая. Прощай, Коб. Когда он упал, я внезапно увидел веснушчатого конюшенного мальчика, который говорил: «А теперь пошли, там есть хорошие ребята». Все могло быть совсем по-другому. Я знал этого человека: убив его, я уничтожил часть своей собственной жизни.

Баррич очень расстроится из-за меня. Все эти мысли заняли только долю секунды. Рука Коба не успела упасть на пол, а я уже двигался к двери. Кетриккен была еще быстрее. Я думаю, что это был медный кувшин для воды. Мне это показалось вспышкой белого света.

Когда я пришел в себя, все болело. Самая острая боль была в запястьях, потому что веревки, связавшие их у меня за спиной, невыносимо жали. Меня несли. Вроде того. Ни Роуда, ни Северенса, видимо, совершенно не беспокоило, что какая-то часть меня волочилась по полу. Тут же был Регал с факелом и чьюрда, мне не знакомый, который показывал дорогу вместе еще с кем-то. Теперь я не знал, где нахожусь, не считая того, что мы были не в помещении.

— Неужели мы не можем поместить его в какое-нибудь другое место? Неужели нет ничего особенно надежного?

Последовал неразборчивый ответ, и Регал сказал:

— Нет, вы правы. Мы не хотим поднимать шум прямо сейчас. Завтра будет еще не поздно. Хотя и не думаю, что он проживет так долго.

Раскрылась дверь, и я был небрежно брошен на земляной пол, едва покрытый соломой. Я вдохнул пыль и мякину. Я не мог кашлять. Регал махнул своим факелом.