Сине-зеленые глаза встречаются с моими, и это кажется поэтичным в самом горьком смысле этого слова. Я смотрю в лицо, которое не должно быть чужим. Это должно быть знакомое лицо. Лицо человека, вырастившего тебя. Лицо, на котором должна быть привязанность, а не маска ненависти и ярости.

От меня не ускользает, что Хосе по-прежнему держит пистолет наготове.

— Оливия. — У ее покровительственного тона жуткий, зловещий оттенок, от которого мурашки бегут по каждому сантиметру моей кожи. — Ты действительно думала, что твой коллега не сдаст тебя?

— Какого хрена? — горячо вскрикивает Голиаф.

Тяжесть взглядов Нико и Голиафа обрушивается на мои плечи, словно двухтонные глыбы. Но я не смею оторвать глаз от женщины, которая хладнокровно заказывает убийства и даже не вздрагивает при виде того, как жизнь покидает тело.

Я стараюсь подавить панику, грозящую охватить меня. Черт возьми, где они?

Она смотрит на меня холодным, расчетливым взглядом, как будто я меньше, чем кусочек жевательной резинки, прилипший к подошве ее дорогого каблука, и усмехается.

— Я думала, ты планируешь стать настоящей Сантилья. — Жесткие линии сковывают ее рот. — Твой отец недооценил меня. Он думал, что может бросить меня, а я его убила. Ты должна понимать к чему приведет твое предательство.

Она едва успевает закончить, как Хосе поднимает пистолет и направляет его прямо на меня. Я отпрыгиваю в сторону, держа оружие наготове, но Нико оказывается быстрее и стреляет в Хосе прежде, чем тот успевает выстрелить. Пуля Нико попадает ему в верхнюю часть груди, и Хосе шатается, падая спиной на очередной штабель гипсокартона. То, что на нем надет бронежилет, становится ясно, когда он издает громкий хрюкающий звук, но крови из раны на груди не видно.

Садистка Джоанна стоит в стороне с довольной ухмылкой, похожая на гордого родителя, наблюдающего за тем, как его ребенок играет главную роль в школьном спектакле.

В отместку Хосе целится в Нико. Палец на спусковом крючке моего пистолета, мой голос разносится по аудитории, когда я кричу на этого убийцу.

— ФБР! Опусти оружие!

Я бросаюсь к Нико, и мое тело оказывается перед его телом как раз вовремя. Первая пуля Хосе попадает в верхний квадрант моего жилета. Черт. Сила удара выбивает из меня дыхание с такой силой, что кажется, будто легкие взорвались. Мой рот разжимается в беззвучном крике, и я отшатываюсь назад. Нико поддерживает меня, а затем резко отпихивает в сторону.

Голиаф ударяет Хосе в руку, и вторая пуля Хосе уходит от цели, мимо Нико, и попадает мне в верхнюю часть руки. Я вздрагиваю от жгучей боли, по руке стекает мокрая жидкость. Черт. Если этот придурок задел артерию, надо срочно ее прижать.

В следующее мгновение становится ясно, что мое ранение — это только первый признак того, что дело быстро идет наперекосяк.

— Опустите оружие! — кричу я, стараясь не спускать глаз со всех. Я крепко прижимаю руку к ране, но кровь продолжает просачиваться сквозь пальцы. — Немедленно опустите оружие!

Я напрягаюсь в поисках хоть какого-нибудь звука, похожего на топот шагов, несущихся к нам, но ничего не обнаруживаю, и это вызывает во мне тревогу.

Черт побери! Это просто ужасно.

Хосе не слушает моего приказа. Вместо этого он стреляет в Нико. Я с ужасом наблюдаю, как тело Нико дергается от попадания первой пули во внешнюю часть плеча, а следующая пуля попадает в центр груди.

— Нет! — мой крик вырывается из глубины души, переплетаясь с шоком и агонией. Я стреляю в Хосе, и моя пуля пробивает его голень, отчего он отшатывается назад.

Нико падает на пол, из раны на плече хлещет кровь, он сжимает грудь, и кровь вытекает у него между пальцев. Его глаза встречаются с моими, и на долю секунды в их глубине появляются, клянусь, следы сожаления. Из уголка его рта вытекает красная струйка, и когда его глаза становятся пустыми, меня охватывает холод. Кажется, что жизнь вытекает из его взгляда, прежде чем его глаза закрываются в болезненном содрогании, от которого тонна свинца падает на дно моего желудка.

Этого не может быть!

— Нико. — Громкие выстрелы делают мой всхлипывающий крик его имени неслышным. Мои барабанные перепонки протестуют, когда назойливый звон перекрывает все остальное.

Голиаф действует как одержимый: он стреляет в Хосе и попадает ему во вторую ногу, а следующая пуля пробивает стопу мужчины. Оружие Хосе падает на бетонный пол, он корчится от боли, из ран сочится кровь.

— Черт побери! Опустите оружие! — кричу я. Черт возьми, где они?!

Краем глаза я вижу, как Голиаф делает несколько шагов к Хосе и пинает его пистолет, отчего тот скользит по бетону, оставаясь вне пределов досягаемости. Ударяя его сапогом в пах, он лишает его запасного оружия, спрятанного в кобуре на лодыжке раненой ноги.

Хватая пистолет, я окидываю Джоанну мрачным взглядом.

— Ложись на живот. Живо. Руки за голову.