На обед мы идем в магазин сэндвичей, маленькое кафе, где можно поесть на солнце. Я беру панини из прошутто и моцареллы с песто, Дэнни — ветчину и сыр на гриле, а Сеселия — панини из ветчины с персиковым джемом и песто. Мы сидим на террасе с нашими сэндвичами, домашними чипсами и газировкой, и Сесилия смотрит на меня, разворачивая свой сэндвич.

— Теперь, когда вы с папой поженились, у нас будут еще младшие брат и сестра?

Вопрос задан так буднично, что я чуть не подавилась первым кусочком своего панини. Я кашляю, переводя дыхание, совершенно застигнутая врасплох.

— Я так не думаю, — осторожно отвечаю ей, а в голове крутится мысль о том, как правильно подойти к этой теме. Во всем этом хаосе мы с Габриэлем так и не придумали, что делать.

— Почему нет? — Спрашивает Сесилия, и я слышу в ее голосе нотки разочарования. Дэнни вторит ей, и я откладываю свой сэндвич, делая медленный вдох.

— Ну… — Я поморщилась, тщательно подбирая слова. — Мы не говорили об этом. И у него уже есть вы оба. Я не знаю, хочет ли он еще детей. И я тоже не знаю, как я к этому отношусь. Я очень счастлива с вами двумя. — Это правда, но я вижу, что это не совсем тот ответ, который они хотели получить.

— Ну… — Сесилия хмурится. — Ты можешь подумать об этом? Было бы здорово иметь младшую сестренку.

— Или брата, — подхватывает Дэнни. — У нас могла бы быть очень большая семья.

— Нам бы это понравилось, — соглашается Сесилия. — Так что, если вы с папой хотите, мы только за. — Она мудрено смотрит на меня, как будто мы с ее отцом, должно быть, только и ждали ее одобрения, и теперь, когда оно у нас есть, нет причин не начать делать детей.

Я подавляю улыбку и киваю. Сесилия, как я поняла, иногда очень серьезно относится к себе. И я не хочу, чтобы она чувствовала себя плохо, заставляя ее думать, что я тоже не воспринимаю ее всерьез.

— Об этом мне придется поговорить с вашим отцом, — твердо говорю я ей. — Как-нибудь в другой раз. Но сегодня давайте просто наслаждаться обществом друг друга, хорошо?

Сесилия кивает, возвращаясь к своему сэндвичу. Дэнни уже потерял интерес к этой теме. А что касается меня, то я осталась думать о том, о чем раньше даже не задумывалась.

У меня никогда не было возможности подумать о том, хочу ли я иметь детей в будущем. До того, как я ушла из дома и стала работать на Габриэля, речь не шла о том, хочу я их или нет. Мой отец собирался продать меня какому-нибудь наследнику мафии, и я должна была родить ему детей. Я была обречена на роль трофея и приплода, пока предложение Габриэля о работе не вырвало меня из этой ситуации.

И после этого у меня не было времени подумать о том, захочу ли я когда-нибудь иметь детей, раз уж выбор пал на меня. Я была слишком сосредоточена на том, смогу ли я когда-нибудь почувствовать себя в достаточной безопасности, чтобы делать то, что приведет к появлению детей, не говоря уже о том, хочу ли я их. Преодоление неприязни к прикосновениям казалось мне первым шагом в длинной череде других шагов, которые нужно было сделать.

Но теперь…

Мои мысли вернулись туда же, куда и тогда, когда я нашла ту ночную рубашку. Туда же, куда и вчера, когда я чистила камин и мечтала о рождественских украшениях в библиотеке.

Чего бы я хотела, если бы все это было на самом деле? Если бы мы с Габриэлем любили друг друга, если бы этот брак был вечным, а не по расчету? Хотела бы я от него детей?

Честно говоря, я не знаю ответа на этот вопрос.

Эта мысль заставляет меня замолчать, пока мы не закончим обед. После этого ничего не остается делать, кроме как отправиться за длинным списком продуктов, которые Агнес прислала с нами. Когда мы уходим, чтобы встретить Габриэля у машины, Дэнни произносит.

— Может, мы снова купим мороженое?

— Да! — Вклинивается Сесилия. — Мороженое!

Я достаю из кармана телефон и проверяю время. Мы закончили немного раньше, и Габриэль дал мне ключи от машины. Это не займет много времени, чтобы занести туда продукты, а потом сходить за мороженым для детей, прежде чем мы уедем.

— Хорошо, — соглашаюсь я, и они оба радостно восклицают. Мы возвращаемся к машине, загружаем сумки, и я слышу шаги по булыжникам, не очень далеко. Или, по крайней мере, мне так кажется. Я так уверена, что это Габриэль, что сразу же поворачиваюсь, с улыбкой на лице, готовая сказать ему, что сначала мы пойдем есть мороженое. Но улыбка исчезает, когда я понимаю, что там никого нет.

Несмотря на теплоту дня, по позвоночнику пробегает дрожь, а в животе завязывается тугой узел предчувствия. Я была расслаблена, счастлива, на какое-то время забыла о том, что всегда висело над головой.

Но теперь оно резко возвращается, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на детей.

— Мы должны подождать вашего отца здесь.

— Что? — Дэнни сразу же надулся. — Ты сказала, что мы можем купить мороженое.