Габриэль с усмешкой качает головой.

— Нет. Мы приземлимся примерно через два часа. Значит, там, куда мы летим, сейчас около четырех часов дня. Технически, это очень поздний завтрак. Но я подумал, что тебе понравится. — Он колеблется. — Я подумал, что это поможет тебе почувствовать себя немного нормальнее. Проснуться от завтрака, даже если через несколько часов будет ужин.

Я прикусываю губу, чувствуя, как в груди сжимается от его заботы. Он всегда такой со мной — нежный, заботливый, милый, и от этого мне гораздо сложнее справиться со всеми чувствами, которые я к нему испытываю. Как я могу не влюбиться в такого мужчину?

Но как я могу позволить себе влюбиться в него, когда он ясно дал понять, что любовь для нас не существует? Когда одно мое присутствие здесь подвергает его и его семью невозможной опасности?

— Спасибо, — говорю я, забираю вилку и тянусь к стакану с апельсиновым соком. Во рту пересохло, и холодная жидкость, именно то, что мне нужно. Она сладкая и немного терпкая, и я откидываюсь на подушки, чувствуя, как немного расслабляюсь.

Здесь, в воздухе, я в безопасности. Я не знаю, что произойдет, когда мы приземлимся в Италии, и что сделает Игорь, но, по крайней мере, в ближайшие два часа мне нечего бояться. Я должна позволить себе оттолкнуться от этого, отогнать страх хотя бы на этот короткий промежуток времени, иначе я знаю, что развалюсь на части. Ни одному человеку не дано испытывать такой страх постоянно. Я сильная, но даже у моей силы есть предел.

Мой взгляд переходит на Габриэля, и у меня мелькает мысль, что мы могли бы провести следующие два часа вместе. Здесь, в этой постели. Он мог бы стереть все плохое, что случилось за последние несколько дней, хотя бы ненадолго. Это позволило бы мне не думать о том, что может случиться, когда Игорь узнает, куда мы убежали.

Я быстро отворачиваюсь, прежде чем он успевает поймать мой взгляд. Вместо блинчиков я тянусь к миске с фруктами, чтобы погрызть что-нибудь легкое, и пытаюсь думать о чем-нибудь, кроме возможности того, что Игорь собирается преследовать меня до самого другого континента.

Рядом со мной Габриэль медленно вздыхает.

— Я все хочу спросить, все ли у тебя в порядке, — тихо говорит он. — И я знаю, что это нелепый вопрос, потому что, конечно же, нет. Ты не можешь быть в порядке. — Он замолкает, и когда я снова смотрю на него, он сжимает губы в тонкую линию.

Я осторожно протягиваю руку и касаюсь его ладони.

— Мне лучше, чем было вчера, — мягко говорю я ему.

На данный момент — это правда. И на данный момент этого должно быть достаточно.

* * *

Хаос при выходе из самолета, когда мы приземляемся, отвлекает меня ненадолго. Нужно собрать багаж, загнать в угол двух маленьких детей, пока Габриэль собирает свою охрану, отводит их в один конец самолета, чтобы спокойно поговорить, пока Агнес помогает мне с Сесилией и Дэнни, готовя нас всех к высадке. Я нашла несколько вариантов одежды в сумке, которую упаковал для меня Габриэль, и остановила свой выбор на паре джинсов и черной шифоновой кофточке на пуговицах. Я чувствую себя достаточно комфортно, чтобы закатать рукава и собрать волосы в хвост, и вижу, как Габриэль смотрит на мои голые руки, когда я выхожу в проход. В его взгляде мелькнуло облегчение, он прекрасно знает, что если я покажу хоть немного кожи, то значит чувствую себя в некоторой безопасности, а затем легкая вспышка жара обдает меня, что заставляет меня сжать губы, чтобы не рассмеяться.

Вот к чему мы пришли, благодаря моим заморочкам. Мужчина возбуждается из-за моих голых рук, словно я в викторианском романе. Впрочем, эта доля легкомыслия — то, что мне нужно. Мы все выходим из самолета, где нас ждут два черных внедорожника, и я бросаю взгляд на Габриэля, пока пара охранников собирает сумки и укладывает их в багажники.

— Держу пари, ты бы хотел иметь здесь свой «Феррари» прямо сейчас, — тихо пробормотала я. Он смотрит на меня взглядом, который согревает меня со всех сторон, даже больше, чем поздний полдень итальянского солнца.

— Ты даже не представляешь, — отвечает он, его голос тихий и низкий, и у меня внутри что-то дрожит. Я прикусываю губу, гадая, не думает ли он о том дне, когда мы припарковали машину в лесу, о том, как он положил меня на нагретый солнцем металл и поглотил так, словно я была его последней едой. Обо всем, что он заставил меня почувствовать, чего я хотела, что помогло мне заново понять, что я думаю о сексе и удовольствии.

Именно об этом я думаю сейчас, когда вспоминаю его любимую машину. Но я не могу сказать, вспоминает ли он именно это или просто мечтает иметь ее, чтобы гнать на ней на извилистых проселочных дорогах, которые я могу видеть отсюда.