— Я тоже. — Я борюсь с желанием сесть рядом с ней на диван, зная, что в этом случае мне будет сложнее удержаться от прикосновений. Вместо этого я опускаюсь в кресло у камина и провожу пальцами по потертому бархатному ворсу. — Теперь, когда я думаю об этом, все становится понятно. У нее был кукольный домик, который она обожала, когда была маленькой. Она постоянно его реорганизовывала. Всегда хотела новую мебель для него больше, чем новых кукол. А теперь она одержима теми, что были в том магазине, куда ты ее водила.

— Я видела, что она взяла с собой ту, которую выбрала я. — Белла делает еще один глоток вина, задумчиво глядя в окно. — Она очень беспокоилась обо мне. Мне очень жаль, Габриэль. — Она снова смотрит на меня. — Мне жаль, что я принесла это в твою жизнь. Я…

— Не надо, — твердо говорю я, качая головой. — Мы говорили об этом в самолете, Белла. Это не твоя вина. — Выражение ее лица говорит мне, что она не собирается отказываться от этого, но мне бы хотелось, чтобы она это сделала. Я хочу, чтобы она доверяла мне. Поверила, что я буду беречь ее.

Моя. Это слово снова проносится у меня в голове, и я отгоняю его. Это не так, хочу я этого или нет. Но это не значит, что я не могу ее защитить.

— Это объективно…, — начинает она, но я встречаюсь с ней взглядом, который заставляет ее опустить глаза. — Я знаю, что ты представлял себе риски, после того как я рассказала тебе, что произошло. Но неужели ты действительно думал, что Игорь…

— Нет. Я не думал, — перебиваю я, прежде чем она успевает продолжить. — Но это моя вина, Белла. Не твоя. Я не воспринял угрозу достаточно серьезно, и я буду сожалеть об этом до самой смерти, но если бы я воспринял ее серьезно, то не стал бы отсылать тебя к твоему отцу или куда-то еще. Мне следовало усилить охрану, связаться с контактами, чтобы найти способ предотвратить угрозу… Черт, я мог бы сделать множество вещей, над которыми работаю сейчас, чтобы попытаться все исправить. Но я ни о чем не жалею, Белла. И я не хочу, чтобы ты винила себя.

Она молча делает еще один глоток вина. Судя по выражению ее лица, я не могу сказать, стало ли ей легче. Но я намерен повторять это, если снова зайдет речь, столько раз, сколько потребуется, чтобы она поверила мне, когда я скажу, что она ни в чем не виновата. Я никогда не смогу убедить ее, что это так.

— Как я могу не верить? — Наконец спрашивает она, все еще прикусывая зубами нижнюю губу. Мне хочется протянуть руку, взять ее лицо в свои ладони, оттопырить большим пальцем губу и поцелуем убрать укус. Одна только мысль об этом вызывает во мне пульсацию желания, теплую боль в крови. Но я не двигаюсь. Она смотрит на меня, и ее глаза блестят, как будто она сдерживает слезы. — Как я могу не винить себя? То, что сказал Игорь…

— Неважно. — Я снова обрываю ее, прежде чем она успевает закрутиться. — Здесь он до тебя не доберется, Белла. Чем бы он тебе ни угрожал, что бы ни говорил, какие бы планы на тебя ни строил, с ними покончено. Все кончено. И он может попытаться продолжить, он может попытаться прийти за тобой, но я найду способ остановить его. Я обещаю тебе это.

Белла кивает, снова опуская взгляд. Я не могу сказать, о чем она думает, и все, чего я хочу, это убрать с ее лица это обеспокоенное выражение. Я хочу видеть ее такой, какой она была за ужином, счастливой и уверенной в себе, как будто она начала верить мне, когда я говорю, что буду оберегать ее. Как будто она снова начала чувствовать себя как дома.

— Здесь ты выглядишь более уверенной. — Я смотрю на нее, позволяя взгляду скользить по ее лицу, пока она наклоняется вперед, сжимая в обеих руках свой бокал с вином. — Когда ты помогала Агнес подавать ужин, то, как ты двигалась по кухне… — Я прерываю разговор, не зная, как закончить предложение. Я хочу сказать, что тебе здесь самое место, но в этом предложении так много слоев, так много частей, которые, как я знаю, я должен держать при себе.

Белла тихонько смеется, снова поднимая бокал с вином к губам. Я вижу, как они касаются ободка, и чувствую, как мой член дергается в джинсах, набухая на бедре. Глядя на ее рот, я всегда чувствовал, что вот-вот сорвусь, с самого начала.

— Я не знаю, — тихо говорит она, осушая бокал с вином. Я выхватываю его из ее пальцев и тянусь к бутылке на старом кофейном столике, наполняя ее наполовину, прежде чем вернуть ей. — Может быть, дело в том, что дом в Нью-Йорке как будто полностью принадлежит тебе. Как будто я была там новичком, немного незваной гостьей, с самого начала. Я всегда была на задворках, изучала распорядок дня, привыкала ко всему. Когда я въехала, для всех здесь уже был дом. Но здесь нет дома ни для кого — даже для тебя.