Я провожу ее по дому, как если бы она действительно была здесь. Я показываю ей кухню с видом на сад, старую библиотеку, ванную комнату с большой ванной на когтистых ножках и мозаичной плиткой ручной росписи, которую мы с Агнес решили сохранить, и мою спальню. Я опускаюсь на край кровати, а Клара смотрит на меня с экрана, выражение ее лица задумчивое.

— Знаешь, если бы я оказалась в твоей ситуации, я бы была в ужасе — говорит она. — Все время.

Я хмурюсь.

— Так и есть, — признаю я. — Но почему ты так говоришь? Я имею в виду, конечно, я в ужасе. Я понятия не имею, когда Игорь может узнать, где я, и что он может сделать, чтобы вернуть меня. Но…

— Просто дай мне закончить, — прерывает Клара. — Несмотря на то что тебе должно быть страшно, любому было бы страшно, ты выглядишь счастливой. Несмотря на обстоятельства. Все время, пока ты описывала мне дом, тот факт, что он принадлежал семье Габриэля, историю, связанную с ним, все это… ты улыбалась. Ты выглядела расслабленной. Умиротворенной. — Она медленно выдыхает. — Он хорош для тебя, Белла, и я думаю, то, где ты сейчас находишься, хорошо для тебя.

— Я даже не знаю, что он чувствует ко мне сейчас, — тихо говорю я. — Это все… это все смешалось со всем остальным. И сейчас не время думать об этом. Это только усложнит ситуацию. А не облегчит.

— Я уверена. — Клара прислонилась к стойке, выражение ее лица задумчивое. — Я просто хочу сказать, что, если что-то случится, я бы не стала так быстро уклоняться от этого. Я думаю, он делает тебя счастливой. А ты заслуживаешь счастья, Белла.

Еще долго после того, как мы перевели разговор на другие темы, еще долго после того, как я повесила трубку, и сейчас, лежа в постели и ожидая, когда начнет действовать снотворное, я не могу выбросить из головы это последнее утверждение. Я думаю, он делает тебя счастливой.

Она права. Габриэль столько раз делал меня счастливой. Думаю, за то короткое время, что я его знаю, он сделал меня счастливее всех, кто когда-либо был в моей жизни, за исключением Клары. Это часть того, почему я не хочу его терять, даже если это означает никогда не делать больше того, что было.

ГАБРИЭЛЬ

На следующее утро все домашние просыпаются медленно. У Беллы сегодня выходной, но она все равно спускается, когда мы заканчиваем завтракать, все еще в леггинсах и длинной футболке, с собранными на макушке волосами. Даже в таком виде, только что вставшая с постели, ее вид все равно заставляет мое сердце странно биться в груди.

Вчера я едва мог оторваться от нее. Хорошо, что мы были ни одни у озера, иначе я не уверен, что смог бы удержаться от поцелуя. Только возможность того, что Сесилия и Дэнни увидят и зададут вопросы, на которые я не готов ответить, удержала меня от этого, хотя я и просил поцелуй.

Проклятое соглашение, которое мы заключили. Будь прокляты последствия. Каждый день, проведенный здесь с ней, с тех пор как я вызволил ее из лап Игоря и привез с собой в Италию, заставляет меня бросать осторожность на ветер и говорить ей, что я хочу ее. Что мне все равно, что мы договорились только на одну ночь. Возможность потерять ее висит надо мной, но все, что я сделал с тех пор, как посадил ее на самолет, это заставил себя чувствовать почти бешеную потребность снова заключить ее в свои объятия.

Мне нужно сосредоточиться на том, чтобы она была в безопасности. Чтобы мы все были в безопасности. Это труднее сделать, если мой разум затуманен другими вещами, занят мыслями о том, что я хочу делать с ней, каждую минуту дня. Но отбросить эти мысли почти невозможно.

— Мы едем в город — говорю я ей, когда она садится за стол и протягивает руку, чтобы набрать в миску фруктовый салат. — Если ты тоже хочешь поехать, мы собираемся сделать несколько покупок. Нам нужно больше вещей для дома, продукты и все такое.

— Звучит мило. — Белла накалывает вилкой дольку апельсина. — Мне бы не помешала одежда на теплую погоду. И я бы хотела посмотреть город. — Даже когда она это говорит, на ее лице появляется озабоченное выражение, а небольшая морщинка между глаз говорит о том, что она напряжена. Мне не нужно спрашивать, чтобы понять, о чем она беспокоится.

У нее все еще такой взгляд, когда она возвращается вниз, одетая в красивое желтое платье макси с принтом пейсли в белых маргаритках. Она ничем не прикрывает плечи и руки, и мой пульс учащается при виде ее острых ключиц под тонкими бретельками, изгиба ее плеч, по которым так и хочется провести пальцами. Ее волосы распущены, спереди заплетены назад и заколоты, и я слишком отчетливо помню, какими мягкими они были на ощупь в моих руках, как они струились по моей коже.

Прилив крови к югу заставляет меня резко повернуть мысли в другое русло. Но Белла так действует на меня, когда она рядом. Я чувствую сладкий аромат ее мыла, теплый на ее коже, и мое сердце замирает в груди, когда я вижу, что она надела те тонкие висячие серьги-цепочки, которые свисают вдоль колонны ее шеи.