— Думаешь, кто-то из нас сможет выступить против Игоря Ласилова и остаться в живых?

Ничем.

Вот чем он готов рискнуть. Ярость вспыхивает в моих венах, и я чувствую, как мои руки сжимаются в кулаки.

— Она твоя дочь, — рычу я. — Ты не хуже меня знаешь, что он с ней сделает. Ты готов оставить ее в его руках ради чего? Ради своей уверенности в безопасности?

Губы Масео сжались. Видно, что он недоволен тем, что я продолжаю спорить.

— У вас есть семья, мистер Эспозито. Я полагаю, вы наняли мою дочь, чтобы она помогала заботиться об этой семье. По крайней мере, это было вашим предлогом для ее найма. Но, учитывая тот факт, что я не видел никаких недавних поступлений на мои счета за ее работу, и учитывая вашу реакцию на мой приход к ней в ваш дом, мне пришло в голову, что, возможно, моя дочь для вас нечто большее, чем просто няня для ваших детей. — Его рот подергивается, а руки плотно складываются на столе. — В таком случае, мистер Эспозито, я считаю, что мне необходимо узнать о невинности моей дочери, скажем так. Потому что мне кажется, что вместо того, чтобы поощрять ее к выполнению той роли, которая ей предназначена, как вы сначала сказали, что можете выполнить эту работу, вы вместо этого подрываете мой авторитет.

Ярость, которую я испытываю, глядя на него, пугает меня.

Она непреодолимая.

До сегодняшнего дня единственный раз, когда мне по-настоящему хотелось совершить насилие над мужчиной, был случай, когда Белла рассказала мне о том, что сделали с ней Петр Ласилов и его люди. Но сегодня я снова и снова ощущаю то же самое желание.

По отношению к Игорю.

К людям, которые держали на мушке моих детей, Беллу, и Агнес.

А теперь и к отцу Беллы.

Я бросаюсь вперед, прежде чем успеваю остановить себя, через стол, моя рука впивается в его рубашку. Почувствовав, что пуговица поддается, я рывком поднимаю его со стула и прижимаю к столу, прижимая кулак к его горлу.

— Белла — твоя дочь, — рычу я, мое лицо в дюйме от его лица. — Какие у меня с ней были, есть или могут быть отношения, не имеет ни малейшего значения. Важно то, что пахан гребаной Братвы забрал ее с собой, открыто заявив, блядь, вслух, что забирает ее, чтобы отомстить за то, что случилось с его сыном. Случившееся произошло потому, что ты согласился продать ее им в качестве невесты…

— Они заплатили за нее, — прохрипел Масео. — Вернее, Сальваторе заплатил столько, сколько должен был, еще до свадьбы. Так что, как я вижу…

Я сгибаю руку и дергаю его через стол, не обращая внимания на его крик боли. Масео пытается сопротивляться, но я сильнее его, и, перевернув стол, валю его на пол, одной ногой упираясь в его руку.

— Если хочешь, кричи и зови своих охранников — говорю я ему наотрез. — Но я сломаю тебе руку до того, как они придут. Кто знает, что еще я успею сделать за это время? Мы можем выяснить это вместе.

Я опускаю часть своего веса на эту ногу, вдавливая ботинок в кости его руки, и Масео издает придушенный звук.

— Как я вижу, — продолжаю я, — ты никчемный кусок дерьма, Масео, и в этот момент ты должен быть под моим ботинком. Твоя дочь в опасности. Лучшее, что может случиться с ней под крышей Игоря, — это смерть. — Мне требуется усилие, чтобы сохранить голос ровным, плоским, в котором сквозит только гнев. Мысль о том, что Белле причинят вред, будут мучить, убьют, заставляет меня разрываться на части. Но я не могу помочь ей таким образом.

— Никто не пойдет против Игоря Ласилова, — начинает говорить Масео, и я фыркаю.

— Я тебя умоляю. Дон пошел против него и убил две дюжины его людей и его сына. Именно так ты вернул Беллу. И он не будет этого ожидать, потому что знает, что у меня нет людей для этого, и знает, что ты трус. Но чего он не знает, так это того, что я готов убивать за людей, которые для меня что-то значат. Все эти годы я держал это под замком, чтобы люди вроде Игоря не видели во мне угрозы. Просто кто-то, с кем можно вести дела, обменивать драгоценные камни, наркотики и оружие на деньги. Но я это сделаю. И если ты не поможешь мне вернуть твою дочь, я начну с тебя.

Я чувствую, как кости его руки начинают поддаваться под моей ногой. Масео испускает беспомощное хныканье и кивает, его глаза блестят от боли.

— Хорошо. Хорошо! Но ты берешь людей, которых я тебе дам, и уходишь. Придумай с ними план. Я не буду принимать никакого участия в нападении на дом Игоря Ласилова. — Он корчится на полу, смотрит на меня, и я вижу страх в его глазах.

Это заставляет меня задуматься о том, какой женщиной была мать Беллы. Стальной хребет ей достался не от отца, это точно.