— Далеко. Лучше не спрашивай, это уже не имеет смысла. Возможно, она где-то в городе. Или, может быть, в каком-нибудь мотеле на шоссе.

Он провел рукой по лбу. Лицо его исказилось.

— Скажи мне только одно, — попросила она почти с детским любопытством, — разве это так плохо? В самом деле это так тяжело?

Ответа не последовало.

Она стояла, прислонившись к косяку двери, и смотрела ему вслед, пока его фигура медленно скрывалась во тьме.

Вдруг она бросила свою сигарету на пол с такой силой, что посыпались искры.

— Великий Боже! — воскликнула она. — Как ненавижу я любовь! — Затем повернулась на каблуках и закрыла дверь.

Она была одна в комнате. Она устала от ожиданий и засыпала. Комната мотеля была ярко освещена. Вероятно, она заняла ее на его имя с тем, чтобы он затем сюда пришел. Однако, он не явился. И, ожидая его, она заснула.

Жалюзи обоих окон были опущены, когда она еще раздевалась. Ее чемодан стоял раскрытый на стуле. Покрывало на кровати было откинуто.

Она спала, сидя за туалетным столиком, положив голову на руки. На ней был надет голубой халат на ночную рубашку. Ее щетка для волос, которой она, видимо, уже пользовалась, лежала возле ее руки. Рядом стоял маленький будильник, который она вынула из чемодана. Его тиканье было единственным звуком в комнате. Стрелки показывали без пяти одиннадцать. И хотя никто, кроме нее, не знал, когда собственно он должен придти, по положению ее головы можно было судить, что предполагаемый момент их встречи давным-давно прошел.

Вдруг ручка двери медленно повернулась, медленно и совершенно бесшумно. Казалось, будто кто-то снаружи пытается открыть дверь. Затем нажим ослаб и ручка вернулась в прежнее положение.

Никаких шагов, никаких звуков. Никаких признаков того, что кто-то пытался тайно войти. Но вскоре за опущенными жалюзями стало потихоньку открываться окно. Жалюзи выдвинулись в комнату, показалась сначала одна мужская нога, затем другая.

Она ничего не слышала. Она крепко спала.

Чья-то рука вцепилась в жалюзи, чуть придерживая их, затем быстрым движением подняла вверх.

Вслед за этим появился Бэкки, держа наготове пистолет. Он посмотрел на нее нежным взглядом, потом его взор принял ледяное выражение, когда он с лихорадочной поспешностью стал осматривать комнату.

Его движения были бесшумны. Бесшумны, как надвигающаяся смерть. Сначала он заглянул в ванную, держа оружие наготове, затем осмотрел шкаф, в котором она развесила платья.

Он убрал пистолет в карман своей куртки и взгляд его, обращенный к ней, стал мягким и всепрощающим. Он начал укладывать ее платья. Только один плащ оставил висеть. Она должна его надеть, когда отправится с ним домой.

Домой?

Они не имели собственного угла, она никогда не имела своей крыши над головой. Но их очаг всегда был там, где они были вместе.

Закрыв чемодан, он поставил его на пол.

Она не слышала, как щелкали замки чемодана. Тогда он подошел к ней, чтобы разбудить ее.

Он немного постоял возле нее, глядя на нее сверху вниз. В этот момент она могла видеть его лицо, затем могла понять, что ей нечего бояться. Никаких упреков, никаких вопросов, ничего. Только нежность была в его взоре.

Наконец он нагнулся и нежно поцеловал ее волосы.

— Зарон, — прошептал он. — Проснись, Зарон. Я отвезу тебя обратно ко мне.

Ее голова очень легко повернулась набок. Теперь он мог видеть ее профиль. Она усмехнулась коварно и злобно. Но ее взор померк навсегда.

Протянув за чем-то руку, он наткнулся на щетку, лежавшую на столике. Его взгляд упал на то, что под ней лежало. Листок бумаги и на нем две строчки:

«Ты можешь снова забрать ее, солдат. Я возвращаю ее тебе!»

Он медленно опустился перед ней на колени. Он попытался взять ее на руки, но как бы он ни брался за нее, ее тело повисало в разных направлениях. Наконец он положил ее на пол. Она все еще продолжала ухмыляться коварно и зло.

В отчаянии он обыскал ее чемодан, пытаясь найти там что-нибудь, чем бы он ей мог помочь. Он сам не знал, чем?!

А потом его пальцы прикоснулись к оружию. Со жгучей болью, запинаясь, сказал он:

— Я… не хотел этого, Зарон. Я не хотел этого, но ты не оставила мне другого выхода…

Низко склонившись к ней, он нашел ее холодные обезображенные губы. Он поцеловал их со всей нежностью, какую все еще чувствовал к ней.

— Спасибо, Зарон! Так чудесно было тебя любить…

Выстрел попал в них обоих. В ее, уже мертвое, и в его, еще живое тело. Их губы соприкоснулись вновь, когда голова его упала. Это был поцелуй Вечности.

Камерон и его шеф снова обратились к свидетельнице:

— Еще только один вопрос, Селеста…