Враги поняли, что их расстреливают в упор, только когда умер второй. Третий и четвертый развернулись, шестой бросился в трубу — но преимущество на стороне Ская. Он умудрился всадить несколько игл в третьего, повел стволом в сторону, не отпуская триггер, и иглы настигли шестого прямо в трубе. Кирсан ведет стволом дальше направо и успевает убить четвертого до того, как тот вскинет свой пулемет.

Тут на корабле-пирате поняли, что дело неладно, и просто закрыли шлюз, оставив последнего, пятого, за бортом. Тот, понимая, что его бросили, в отчаянии заколотил по диафрагме шлюза, и это получилось у него очень по-человечески.

Кирсан выждал, пока брауни обернется. Немая сцена: он смотрит на пришельца, словно пытаясь разглядеть за лицевой маской его глаза, пришелец смотрит в глаза Скаю и в тоненькое дуло его винтовки. Должно быть, брауни сейчас чувствует то же самое отчаяние, что и Кирсан: они оба доживают свои последние секунды.

И как раз поэтому Скай не стреляет: пусть и этот ублюдок помучается столько же, сколько и он сам.

Скрежет и шипение: труба шлюза начинает выходить из пролома, помещение разгерметизировано, воздух устремляется сквозь щели в космос, искин верещит о критическом снижении давления. Скай открывает огонь и еще успевает увидеть струйки воздуха, выходящие из пробитого костюма извивающегося врага, а затем понимает, что вдохнуть уже нечего. Из горла летят капельки крови: обширное кровоизлияние в легких. Острая, невыносимая резь в глазах — а затем все чернеет.

В последнюю секунду жизни Кирсан успевает понять, что это лопнули его глазные яблоки.

* * *

Дверца открылась и Кирсан буквально вывалился из темноты симуляторной кабинки. Сбросил с головы нейрошлем, а затем его вырвало прямо на пол.

Он сидит на полу и обводит вокруг взглядом, ничего не понимая.

— Ну, с боевым крещением тебя, Скай, — сказал Эвада. — Следует отдать тебе должное: ты даже не обмочился и вообще держался молодцом.

Кирсан, все еще тяжело, затравленно дыша, еще раз смотрит вокруг себя. Вот комната с симуляторными кабинками, вот Эвада, вот его приятель, Варда…

— Наверное, не стоило сразу «черную» неподготовленному человеку, — сказал Варда.

Эвада вздохнул:

— Ну, Скай сам так захотел.

И тут в голове Кирсана все стало на свои места. Он вспомнил, и как входил в этот зал вместе с Эвадой и Вардой, как садился в кабинку, как Варда надевал и регулировал нейрошлем… Все вспомнил. Но только теперь. Или… вернее… он помнил это. Да, точно, помнил! Только… не придавал значения?

Скай взглянул на Эваду:

— Как же так? Почему я совершенно упустил из виду, что это симуляция⁈

Эвада грустно вздохнул.

— А помнишь, я предупреждал тебя, что ты воспринимаешь мои слова слишком легкомысленно? Видишь ли, броситься с виртуальной гранатой под виртуальный танк так же тяжело, как и под настоящий. Во время симуляции у тебя угнетается работа участка мозга, который отвечает за причинно-следственные связи и сопоставление фактов. Все, что было до симуляции, утрачивает смысл. Ты проснулся в каюте, отличающейся от той, где ты живешь сейчас, на корабле, отличающемся от нашего — но не придал значения изменившимся условиям. В этом вся соль: когда ты находишься в симуляции, ты не можешь вспомнить или вычислить, что это симуляция. Как следствие, ты не можешь отличить виртуальный танк от настоящего. Виртуальную амбразуру от реальной. Теперь понимаешь, да? В симуляции ты можешь геройски погибнуть много раз, но каждый такой раз для тебя и первый и последний. И мысль «а может, это симуляция?» не придет в твою голову. На то и симуляция. В симуляции нельзя умереть по-настоящему, но каждая смерть в ней — настоящая. Такой вот парадокс. Ну что, Скай, ты готов занять свое место в «черном легионе»?

— Твою ж мать, Эвада! Ты мог бы хотя бы предупредить!

Тот криво усмехнулся:

— Я предупреждал, но ты не принял мои слова всерьез. Зато теперь я точно уверен: ты больше никогда не будешь смеяться над солдатами из «черного легиона».

— Ну вот, я почти дома! — радостно возвестил Леонид, глядя на экран внешнего наблюдения.

Корабль снижался в атмосфере Чоданги, выглядящей как сплошной белый океан с редкими черными островами.

— Мда, — протянул сидящий рядом в кабине Катана, — вы, русские, любите, чтобы снег и мороз, ушанки и медведи…

— Да это не ледяная планета, — ухмыльнулся Леонид. — Белое — это не лед, это облачный покров.

— А черное?