— У меня встречный вопрос. Я-то знаю принцип, что всякая проблема, которую я вижу — моя проблема. Но мне кажется, что если два «типа высокоразвитых» балларанца вот-вот начнут драться, как обычное варварское быдло, то требовать решать эту проблему у иммигранта, мягко говоря, неэтично.

— Справедливое замечание, — отозвалась психолог и задала следующий вопрос, ничуть не менее бессмысленный.

После беседы Кирсан пребывал в мрачной уверенности, что запорол все дело и это ему еще аукнется, может быть, даже очень скоро. Своими мыслями он поделился с Эвадой, но тот его успокоил.

— Понимаешь, там все вопросы заведомо бессмысленные. Психолог задает вопросы, как ты будешь вести себя в ситуациях, которые у нас заведомо не случаются. Мы не деремся, понимаешь? У нас в языке практически отсутствуют оскорбления, а те, которые все-таки есть, известны только узким специалистам по истории языка и вышедшим из употребления словами. И тут, по правде, еще большой вопрос, кто сел в более глубокую лужу: все эти вопросы направлены на обнаружение эмоциональной нестабильности, но рассчитаны на балларанца, который понимает, что ему задают вопросы о практически невозможных, парадоксальных ситуациях. Но на землянах, которые с таким сталкивались в своем земном прошлом, этот опрос уже, мягко говоря, не работает, как должен. То есть, я предупреждал еще десять лет назад, что для землян нужны другие вопросы, но их пока еще не разработали. Я читал твои ответы… Они у тебя такие же, как у других иммигрантов, которых нашел лично я. Ты ничем не отличаешься, и это закономерно, потому что я отбираю кандидатов на основании определенных своих критериев, в которые не пролезает девятьсот девяносто девять землян из тысячи, логично, что те, которые прошли, во многом похожи друг на друга. То, как ты отвечаешь, важнее того, что ты отвечаешь, но и там не все ясно. Так что я не предвижу каких-то отклонений от накатанной процедуры.

— Хм… Слушай, а как сложилась судьба тех иммигрантов, которых ты вывез до меня?

— Они все живы, никого не вернули на Землю. С половиной были проблемы по мелочам, но ничего серьезного. Собственно, потому-то я один из самых авторитетных «охотников на иммигрантов», что у меня пока ни одного прокола. Какого-то выдающегося успеха никто из них пока не добился, но об этом можно будет судить лет через тридцать, а пока рано.

Через три дня Кирсан узнал, что в результатах обработки его беседы никаких «тревожных признаков» не обнаружено, и по итогу длительного «карантина» на корабле и базе среди военных он признан пригодным для того, чтобы впустить его в обычный мирный балларанский социум.

Несколько дней на борту попутного грузового корабля показались Скаю вечностью. Все дела, проблемы и невзгоды, большие и маленькие, важные и не очень, отошли на задний план: шутка ли, он впервые увидит настоящий мир внеземной цивилизации! Былые базы и корабли не в счет: не впечатляют. Ну, то есть, сам факт существования огромного звездолета — это, безусловно, круто, но… Не впечатляет. Когда находишься внутри балларанского звездолета — не особо заметна разница с земным океанским контейнеровозом. Просто потому, что эргономика для землян и балларанцев идентична, а военным кораблям чужд полет дизайнерской мысли: только нужное, ничего лишнего.

Все, что видел Кирсан до сих пор — либо военное, либо просто космическое, как та пересадочная станция под управлением космических хомячков. А космическое — это то же самое, что и военное: космос — среда крайне враждебная любому живому существу. И еще вопрос, что опаснее: слетать к другой звезде или сходить на войну. И танк, и исследовательский звездолет имеют между собой нечто общее: и первый, и второй построены с обеспечением предельно возможной надежности, и в жертву этой надежности принесено все, что можно и нужно.

Но теперь… теперь Кирсан увидит великолепные города, чудеса науки и техники, шедевры чужого искусства… Как поездка в волшебный город или Диснейленд, только по-настоящему.

Планету он увидел с орбиты, с обзорной палубы корабля: всего один город, мерцающий огнями, остальная поверхность темна.

— Это Туллоран, недавно заселенная планета, — пояснил Эвада, — всего шесть миллионов населения. Остальная поверхность — равнины и леса, и мы не планируем заселять ее полностью.

— Хм… Балларан, Вардоран, Туллоран… Все названия ваших… кхм, наших планет такие похожие?

— Они не похожие, они одинаковые по смыслу. «Ран» — место под чем-либо. Например, «долран» — место под шкафом, холодильником или другой мебелью. Балла — солнце нашего родного мира, и соответственно, Балларан дословно значит «место под солнцем». Вардо и Тулло — солнца соответствующих планет, и таким образом, любая наша планета называется «место под таким-то солнцем». Все просто.