Бред конечно. Что там после него наследовать то? Полуразвалившийся сарай, который по недоразумению оказался нашим домом или полный двор пустых бутылок? Последние папаша выкидывать категорически запретил — говорил, что по телевизору видел как из них, бутылок то есть, можно стену забора построить или даже и вовсе дом целый.

Мы с сёстрами в детстве даже верили, что так можно и представляли воздушный, хрустальный замок до небес для принцессы. Сейчас-то даже вспоминать об этом смешно, поскольку, только подрастая, мы стали понимать, какая это чушь несусветная.

Вот так и получилось, что там, где у других соседей грядки с помидорами, у нас ящики, мешки, а после и просто присыпанная землей и покрытая травой безобразная куча из разнообразных бутылок.

В общем, жизнь моя была точно не сахар. Вечно больную и словно ушедшую куда-то в себя мать, я не любила. Мне она запомнилась тихой, бледной, худой и как будто бесцветной, словно на черно-белой, выцветшей от времени фотографии. Последний год она даже работать почти не могла — так, ходила на четыре часа по вечерам теть Марину подменять в магазине. Сама-то тетка работала с утра и до пяти, но потом всегда к семье торопилась, вот мать и выручала ее — сначала три часа за прилавком стояла, а потом еще и магазин драила, ну а взамен она продукты недорогие брала.

Всегда говорила, что деньгами брать, смысла нет. Все равно папаша отберет, а на разносолы она якобы не заработала. Вот и перебивались мы с макарон на кашу и обратно. Радовало, правда, что хлеб и молоко всегда были в стареньком, советского производства холодильнике, но нам-то хотелось большего! Вон, теть Маринины мальчишки в карманах сколько угодно конфет таскали, да и хоть редко, но угощали нас тоже, а мы даже карамельки в большие праздники лишь и видели. Обидно.

Впрочем, ценить то как мы жили раньше я стала только после того как мать умерла. Старшие, Ленка и Сашка на тот момент уже в соседний город учиться уехали и даже комнату в общежитии выбили и вроде как подработку нашли, а вот Лизка, поняв, что спокойная жизнь закончилась, тут же к своему парню перебралась.

Вот тут-то я и взвыла по-настоящему. Мало того, что папаша вообще с катушек слетел, так он теперь уже мня вместо матери поколачивать начал и к тетке Марине на "заработки" отправил. Правда, продуктами брать запретил, а деньги отбирал тут же. Я, конечно, пробовала утаить немного, но тетка, выдра толстожопая, меня же и сдала при первом же удобном случае. Даром, что сестра мамина.

В общем, окончания девятого класса я ждал как манны небесной, представляя, как перееду жить в город, к сестрам, но и тут мечты мои тазом медным накрылись.

Во-первых, когда наконец-то загнулся с перепоя папаша, то до выпускного мне лишь три месяца не хватало. В принципе, я даже порадовалась, что хоть этого кормить не надо, но тут ко мне, грозя детским домом, прицепилась опека, чтобы они все там месяц икать не переставали.

Пряталась я почти месяц, даже в школу ходить перестала, но сдала меня опять же драгоценная тетка, которую я попросила опеку надо мной оформить. В общем, жизнь ко мне как стояла задом, так повернуться и не пожелала.

Сестры мои также участие в моей жизни принимать не захотели, им, видите ли, лишний рот кормить не на что, будто бы просила я. Всего-то и следовало, что бумаги оформить, но и тут не срослось, поскольку как только я заикнулась, что государственное пособие на меня положенное буду сама забирать и жить отдельно, так меня восвояси и выпроводили. Стервы!

Вот я и проторчала два года в так называемом детском доме, больше на тюрьму с особо опасными преступниками смахивающую.

Впрочем, учитывая мое везение, на большее я и не рассчитывала, но время провела с пользой — осталась доучиваться два последних года в школе и налегла на учебу уже серьезно, а потому поступила в институт и получила комнату в общежитии как раз через неделю после наступления восемнадцати. Жаль, правда проучиться всего год успела, да еще и подработки вечерние напрягали. В общем, богатого парня я искала долго и целенаправленно. И нашла, как мне казалось. Жаль, только воспользоваться трудами не успела, поскольку занесло меня непонятно куда, а как выживать в такой ситуации я и вовсе не знала.

****

Ольга с трудом вздохнула и тут же, зажав грудную клетку ладонью, чтобы меньше двигалась, закашлялась, сплевывая тягучую слюну с кровью. Некоторое время она еще дышала мелко и не глубоко, а потом вдруг пришло понимание, что ее время вышло, а помощи ждать неоткуда и заплакала тихо, практически беззвучно.

То, что ошибок она наделала много, Ольга сознавала отчетливо и теперь, лежа на все еще холодной после ночи земле жалела лишь об одном, то что поверив Виктору покинула поселение и оставила сына.

Она снова вздохнула, но не глубоко, поскольку отбитые ребра так и отдавали болью и с ненавистью вспомнила Игоря, решив, что это он своей навязчивой любовью довел ее до побега.

Да точно, это он во всем виноват!