грозен так,Что страшно говорить о нем решиться, —О, род людской, сошедший в вечный мрак,19 Тебе бы лучше было в мир родитьсяБаранами иль стадом диких коз!..Когда на дно колодца опуститься22 К ногам гиганта грозного пришлось,И я смотрел вокруг себя тревожноНа стены, на гранитный их откос,25 Тогда услышал голос: «ОсторожноТеперь иди, чтобы пятами ногТы раздавить нечаянно не мог28 Голов теней, измученных борьбою».Я оглянулся быстро, и тогдаЯ озеро увидел пред собою,31 Застывшее под светлой массой льда,И озера поверхность ледяная,Как зеркало, сверкала. Никогда34 На севере течение ДунаяПод толщью ледяной такой корыНе пряталось, и если б две горы,37 Таберник с Пьетрапаной, обломилисьИ рухнули на этот адский лед,То ледяной покров недвижных вод40 Не дрогнул бы… Меж страшных льдин томилисьИзмученные тени. ИногдаТак, квакая, из сонного пруда43 Глядят лягушки осенью несмело.Сокрыты льдом до тех частей их тела,Где выступают признаки стыда,46 Сидели тени, щелкая зубами,С опущенным, безжизненным челом,С стучащими от холода зубами;49 Вся горечь мук в молчании немомВ их потускневших взорах выражалась…Осматриваясь в трепете кругом,52 Я вниз взглянул, где к призраку прижаласьДругая тень, склонившись близко так,Что волоса обоих, мне казалось,55 Перемешались вместе… Тотчас знакЯ подал этим призракам рукою:«Скажите мне, кто вы? Зачем с такою58 Мучительно безмолвною тоскоюДруг с другом стали тесно, грудь о грудь?»И призраки, чтоб на меня взглянуть,61 Приподняли чело свое и горькоЗаплакали, но на ресницах толькоЯвились капли жгучих, крупных слез —64 Оледенил их тотчас же мороз,И очи их смежились, замерзая…Друг к другу так же тесно приставая,67 Как две доски, прибитые гвоздем,И ярости своей не унимая,Как иногда козел с другим козлом,70 Два призрака безумно стали драться.Тут третья тень с опущенным лицомИ с ухом отмороженным, подняться73 Не в состоянье, стала говорить:«Зачем на нас так пристально глазеешь?Иль смелое желанье ты имеешь76 Узнать – кто эти тени, может быть?То знай, что та долина, где струитсяБизенцио^{192}, там обе тени жить79 Привыкли самовластно; покоритьсяИм и отцу их старому^{193} должнаБыла та превосходная страна.82 Одна их мать рождала, и донынеНе отыскать в Аду во всей Каине^{194}Подобных душ, низверженных под лед,85 Где призраки, от стужи мертво-сини,Склоняются на лоно смерзлых вод.Не равен по заслугам с ними тот,88 Кого Артур сразил одним ударом^{195},Ни тот злодей, которого зовутФокаччиа^{196}, ни этот, ставший тут,91 Передо мной в своем безумье яром, —Сассоло Маскерони^{197}. Если тыТосканец только, то его черты94 Тебе уже знакомы, без сомненья…И чтоб не тратить больше лишних слов —Дальнейшие не нужны рассужденья —97 Я подскажу тебе, кто я таков:Камичион де Пацци^{198} я. ПрощеньяМне в мире нет, но тьма моих грехов100 Должна бледнеть пред силой преступленьяПредателя Карлино^{199}, и я жду,Когда его увижу здесь в Аду…»103 И сотни лиц передо мной мелькали,Стонали и от холода дрожали…Одно воспоминание о нем,106 Об этом Царстве вечно ледяном,Где стихла человеческая злоба,Меня доводит часто до озноба,109 Когда ко дну спускались глубже мы,Я трепетал за каждый шаг невольноОт холода и безрассветной тьмы,112 И вдруг случайно или произвольно,Ступая меж голов, своей ногойУдарил я одну из них так больно,115 Что грешник, изнуренный и нагой,Заплакал и воскликнул так, рыдая:«За что меня ты топчешь? Никогда я118 Тебя не знал!.. Когда сюда сойтиРешился ты, но только не для мщеньяЗа страшный бой при Монте-Аперти^{200},121 За что ж меня мучишь?» В то ж мгновеньеУчителю сказал я: «На путиОстановись, чтоб выйти из сомненья,124 Я мог теперь и истину узнать —Кто эта тень, – потом без замедленьяЯ вновь тебя готов сопровождать».127 Путеводитель мой остановился,И к призраку, который изрыгатьПроклятья не устал, я обратился:130 «Скажи, кто ты, свой собственный покойНарушивший неистовою бранью?»Тень крикнула: «А кто ты сам такой,133 Столь равнодушный к нашему страданью,Что попираешь головы теней?Когда бы ты к числу живых людей136 Принадлежал, то слишком бы суровоТак поступать для существа живого».«Я жив еще, – я тени дал ответ, —139 Когда ты об известности хлопочешь,То я могу, когда того ты хочешь,Чтоб долго не забыл тебя весь свет,142 Включить тебя в число имен известных…»«Не нужно мне похвал твоих чудесных, —Завыла тень. – В кромешной этой тьме145 Напрасно льстить ты начинаешь мне!..Не мучь меня и прочь беги отсюда…»«Кто ты? Ответь, иначе будет худо!»148 Я закричал, и вмиг моя рукаЗа волоса схватила тень: «ЗаставлюЯ говорить тебя иль волоска151 Ни одного на коже не оставлю».И призрак мне со стоном отвечал:«Рви ж волоса. Хотя б ты ощипал154 Всю голову – я не скажу ни слова…»У грешника стал волоса я рватьИ выдернул их не одну уж прядь,157 А он, склонивши голову, суровоСтал лаять по-собачьи. В этот часДругая тень сказала сзади нас:160 «Что сделалось с тобою нынче, Бокка?Иль мало для тебя, что ты жестокоЗубами научился скрежетать?163 Теперь же псам ты начал подражать!..Кой черт тебя так лаять заставляет?..»«Теперь умолкнуть можешь ты в Аду, —166 Тут я сказал, – и к твоему стыду,За что тебя подземный Ад терзает,Я в мир теперь рассказывать пойду!»169 «Прочь! – крикнул он. – Я не боюсь позора,Но если ты отсюда выйдешь скоро,То не забудь порассказать о том,172 Кто был известен длинным языком.Скажи, что ты, спустившись в нашу сферу,Где дышат все прохладным ветерком,175 Ты видел в ней Буозоде Дуэру^{201},Который слезы горькие здесь льетНа золото французское… А вот178 (Тебе вопрос предложат, может статься,С кем ты еще в Аду мог повстречаться),Вот близ тебя Беккериа^{202}, аббат,181 Изменник, обезглавленный когда-то;Потом немного дальше брось свой взгляд —В измене два достойные собрата —184 Джианни Сольданьер^{203} и Ганнелон^{204},А вот и Трибальделло^{205}. Предал онФаэнцу темной ночью». Отступали187 Мы далее от грешника и вдругВ одной из ям со страхом увидалиДвух призраков, обледеневших вкруг,190 Сидевших так, что первый головоюДля головы другого мог служитьПодобьем шапки. Тот, что под собою193 К земле успел собрата наклонить,В его затылок бешено вцепилсяЗубами, словно голод утолить196 Мозгами неприятеля решился.Тидей^{206} так Меналиппа не глодал,Как этот призрак грыз и пожирал199 Ту голову и мозгом пресыщался.«О, ты, который зверством доказалВсю ненависть к тому, кого терзал,202 И чьим страданьем гнусно упивался,Скажи, чем мог тебя он оскорбить,Чтоб мести я твоей не удивлялся,205 И если точно мог он совершитьУжасное какое преступленье,Скажи – и в светлом мире, может быть,208 Я сам ему придумаю отмщенье».

Рассказ графа Уголино^{207}, вместе с детьми уморенного голодом в темнице. Речь Данте о Пизе и дальнейший путь. Предатель монах Альберик.