«И это прекрасно, – едва не пробормотал вслух Штерн, уткнувшись в свой носовой платок. – Но, на всякий случай, не мешало бы вам заглянуть в указы».

Ибо Ицхаку Штерну – уже сейчас, когда не прошло и семи недель после введения «нового порядка» в Польше, – приходилось существовать в соответствии не только с этим указом, но и со многими другими.

Ганс Франк, генерал-губернатор Польши, лично подписал и выпустил в свет целых шесть ограничительных указов, перепоручив остальные правителю округа, доктору Отто Вахтеру, группенфюреру (генерал-майору) СС.

Штерн, кроме непременного оповещения о своем происхождении, обязан был иметь при себе специальное регистрационное удостоверение с желтой полосой. Когда Штерн, кашляя, стоял перед Шиндлером, уже три недели действовал указ, запрещающий приготовление кошерного мяса, а также оповестивший о создании трудовых лагерей для евреев. Официальный рацион питания, полагающийся Штерну как «унтерменшу» (недочеловеку), был лишь чуть больше половины того, что полагалось полякам и неевреям, хотя и они тоже получали его как унтерменши.

И, наконец, 8 ноября было выпущено распоряжение, потребовавшее от всех краковских евреев не позже 24-го числа пройти регистрирацию.

Штерн в полном спокойствии и некой абстрактной созерцательности осознавал, что указы будут продолжать выходить в свет, все более обсекая его жизнь, пока у него не останется право только дышать.

Большинство краковских евреев также ждали бурного потока распоряжений. Жизнь затрещала по всем швам – евреев из shtelts, маленьких местечек, отправляли в город работать в угольных разрезах, интеллектуалов же гнали на село убирать навоз. Время от времени возникали спорадические бойни, как, например, в Турске, где дивизион артиллерии СС заставил людей весь день работать, наводя мост, а вечером всех согнали к деревенской синагоге и расстреляли.

Такие события будут теперь происходить постоянно. Но рано или поздно все как-то наладится, устроится; еврейский народ постарается выжить, подавая прошения и подкупая власти – старый метод, он срабатывал еще во времена Римской империи, сработает и сейчас. В конце концов, гражданским властям нужны евреи, особенно если они составляют десятую часть населения! И все же Штерн смотрел в будущее без оптимизма, он не был прожектером. Он не считал, что законодатели в ближайшее время утихомирятся и можно будет начать с ними серьезные переговоры.

Их, евреев, ждут куда худшие времена.

Но поскольку он не знал, с какой стороны полыхнет пламя и какой оно будет силы, дабы испепелить их, он предпочитал не думать о будущем.

– Весьма любезно с вашей стороны, герр Шиндлер, что вы своим замечанием благородно дали мне понять, что мы на равных.

– Этот человек, – представил Ойе Ицхака Штерна, – правая рука Бучхайстера. У него хорошие связи в деловом мире Кракова.

Штерн находился не в том положении, чтобы спорить с Ойе. Кроме того, он не знал, почему treuhander рассыпается в любезностях перед невозмутимым визитером.

Ойе извинился и покинул их.

Оставшись наедине со Штерном, Шиндлер заявил, что был бы весьма благодарен, если бы бухгалтер ввел его в курс дела относительно некоторых местных предприятий. Пытаясь понять, что нужно Оскару, Штерн предположил, что, может быть, герру Шиндлеру лучше переговорить с официальными представителями?

– Они все воры, – откровенно сказал герр Шиндлер. – И к тому же замшелые бюрократы. А мне нужна откровенная оценка, – он пожал плечами. – По духу я капиталист и терпеть не могу, когда меня вводят в какие-то рамки.

После этого заявления Штерн и новоявленный капиталист вступили в разговор.

Штерн оказался бесценным источником информации; казалось, у него были друзья и родственники едва ли не на каждом предприятии Кракова – на текстильных, по пошиву одежды, на кондитерских и мебельных фабриках и машиностроительных предприятиях. Герр Шиндлер был приятно поражен. Он извлек из нагрудного кармана какой-то конверт.

– Вы знаете компанию «Рекорд»? – спросил он.

Ицхак Штерн знал ее. Она находится на грани краха, сказал он. Она производит эмалированную посуду. После банкротства часть прессов для металла будет конфискована, да и сейчас от нее осталась лишь оболочка, в пределах которой производится – под управлением одного из родственников бывшего владельца – лишь малая часть того, что можно было бы выпускать. Его брат, сказал Штерн, представляет шведскую компанию, которая является одним из основных кредиторов «Рекорда». Штерн позволил себе небольшую нотку покровительственной гордости.

– Предприятие очень плохо управлялось, – сказал он.

Шиндлер бросил конверт на колени Штерна:

– Здесь их балансовый отчет. Скажите мне, что вы о нем думаете.

Штерн ответил, что гepp Шиндлер, конечно же, может с таким же успехом задать этот вопрос кому-то другому, а не ему.

– Конечно, – согласился Оскар. – Но я ценю именно ваше мнение.