Эта часть острова тоже должна называться «Посейдон», как и все тут, думает Куницкий. Здесь бог собственноручно возвел храмы во славу себя самого: нефы, подземные крипты, колонны и хоры. Линии непредсказуемы, ритм неправильный, неровный. Черные магмовые скалы блестят от воды, словно покрыты каким-то редким темным металлом. Сейчас, в сумерках, эти конструкции пронзительно печальны, это квинтэссенция одиночества – здесь никто никогда не молился. Куницкому вдруг приходит в голову, что он видит прообраз людских соборов: именно сюда следует водить экскурсии, прежде чем отправляться в Реймс и Шартр. Он хочет поделиться своим открытием с Бранко, но слишком шумно, чтобы говорить. Появляется другая лодка, побольше, с надписью: «Полиция. Сплит». Она идет вдоль крутого берега. Судна сближаются, Бранко разговаривает с полицейскими. Ничего не нашли, никаких следов. Такой вывод, во всяком случае, делает Куницкий, потому что рокот мотора заглушает голоса. Видимо, они понимают друг друга по движениям губ и едва заметному беспомощному пожатию плечами, плохо сочетающемуся с белыми полицейскими рубашками и погонами. Полицейские знаками велят возвращаться: вот-вот стемнеет. Куницкий слышит только это слово: «Возвращайтесь». Бранко жмет на газ, раздается звук, похожий на взрыв. Вода словно бы застывает, затем от лодки расходятся волны, мелкие, точно мурашки на теле.

Возвращение на остров происходит совершенно иначе, чем днем. Сначала становятся видны искрящиеся огни, которые, постепенно расступаясь, образуют ряды. В опускающейся тьме они растут, разделяются, обнаруживая различия: одни оказываются огоньками пришвартованных на набережной яхт; другие – освещенными окнами домов; третьи – неоновыми вывесками; четвертые – подвижными автомобильными фарами. Безопасная картина одомашненного мира.

Наконец Бранко глушит мотор, и лодка пристает к берегу. Днище вдруг скребет по камням – они приплыли на маленький городской пляж, у самого отеля, далеко от пристани. Теперь Куницкий догадывается почему. У причала, почти на пляже, стоит полицейская машина, двое мужчин в белых рубашках явно поджидают их.

– Видимо, хотят с тобой поговорить, – говорит Бранко и бросает якорь. Куницкий вдруг чувствует дурноту, он боится того, что может услышать. Вдруг они нашли тела. Вот что его пугает. На подгибающихся ногах он подходит к полицейским.

Слава богу, это простая формальность. Нет, ничего нового полиция не выяснила. Однако история затягивается, дело, похоже, серьезнее, чем они думали поначалу. Куницкого все по тому же, единственному на острове, шоссе везут в Вис, в отделение полиции. Уже совсем темно, но полицейские, видимо, хорошо знают дорогу, потому что на поворотах даже не сбавляют скорость. Проносятся мимо того места.

В отделении Куницкого ждут новые лица. Переводчик, высокий красивый мужчина, польским владеющий, мягко говоря, не слишком хорошо, – его специально привезли из Сплита – и офицер. Они как-то равнодушно задают дежурные вопросы, и Куницкий понимает, что стал одним из подозреваемых.

Полицейская машина подвозит его к самому пансиону. Куницкий делает вид, что собирается войти внутрь. Однако он только притворяется. Стоя в темном коридорчике, ждет, пока они отъедут, пока затихнет шум мотора, и снова выходит на улицу. Идет к самому большому скоплению огней, к приморскому бульвару, где сосредоточены все кафе и рестораны. Пятница, но уже поздно, час ночи, а то и два, народу мало. Среди редких посетителей Куницкий взглядом ищет Бранко, но не находит – нигде не видно футболки с изображением ракушки. Итальянцы, многочисленное семейство, уже заканчивающее трапезу, пожилая пара – потягивая через соломинку какой-то напиток, супруги рассматривают шумную итальянскую компанию. Две блондинки, погруженные в беседу, доверительно склонившиеся друг к другу. Местные, рыбаки, еще одна пара. Как хорошо, что никто не обращает на него внимания… Куницкий идет по краю тени, у самой набережной, ощущая запах рыбы и теплое, соленое дуновение морского ветра. Ему хочется свернуть в одну из улочек, поднимающихся в гору, к дому Бранко, но он не смеет – там, небось, уже все спят. Поэтому Куницкий присаживается за крайний столик. Официант его игнорирует.

Куницкий рассматривает мужчин, устраивающихся за соседним столиком. Их пятеро, приходится поставить еще один стул. Прежде чем подойдет официант, прежде чем будут заказаны коктейли, они уже связаны невидимыми ниточками.

Разного возраста, двое – с густой бородой, но все различия моментально тают в том кругу, который невольно образует эта компания. Мужчины разговаривают, но дело не в словах – такое ощущение, будто они собираются петь хором, пробуют голоса. Пространство внутри круга заполняется смехом – анекдоты, даже всем известные, не раздражают, а веселят. Басистый смех вибрирует, окутывает все вокруг и заставляет умолкнуть сидящих за соседним столиком туристок – вид у этих немолодых женщин вдруг делается испуганный. Смех привлекает любопытные взгляды.