Он отвернулся, не прерывая поцелуя, не в силах выдержать даже такого большого расстояния, когда уже знал, чем это закончится. Исаак опустился на колени перед диваном, благодаря его росту она могла сидеть на подушках и идеально располагаться на одной линии с выступом его члена. Он прижался к ней, вдавливаясь в неё таким движением, которое должно было свести её с ума.

Ноэми оторвала свой рот от его и издала хриплый стон.

— О, чёрт, Исаак, это так приятно.

— Сколько?

Ноэми моргнула, глядя на него своими большими голубыми глазами, когда он ладонями раздвинул её ноги пошире и провёл большим пальцем по её промежности. Ей мешали трусики, но каких-то двух лет было явно недостаточно, чтобы Исаак забыл, как прикасаться к ней. Целой жизни было бы недостаточно, учитывая, что каждый раз, когда они были вместе, образы преследовали его во сне и слишком часто — наяву. Он пытался. Он чертовски старался забыть её, вычеркнуть из своего сознания и тела так же, как она, казалось, хотела вычеркнуть его.

Это не сработало.

Она была наркотиком для его организма, и ему нужна была ещё одна доза. Сейчас.

Он сорвал с неё трусики и отбросил их в сторону. И вот она уже стояла перед ним, мокрая и розовая, с неё практически капало. Он медленно ввёл в неё два пальца и тихо выругался, когда её киска сжалась вокруг него, словно она ни за что не хотела его отпускать.

Он знал, что это не так.

— Сколько, Ноэми? — он продолжал медленно трахать её пальцами. — Сколько мужчин потребовалось, чтобы ты забыла, как мой член наполнял тебя? Сколько раз ты выкрикивала моё имя, когда они ласкали языком твою киску, прежде чем вспоминала, что это не я — никогда больше не буду я?

— Ублюдок, — но она приподняла бёдра, чтобы его пальцы проникли глубже, и её тело выдавало правду, несмотря на резкий тон.

Исаак опёрся одной рукой о спинку дивана, наклоняясь так, что его губы почти касались её губ при каждом слове.

— Это не имеет значения. Они не дали тебе того, что тебе нужно, грубого и основательного траха, который могу обеспечить только я. Они занимались с тобой любовью, вежливым сексом под одеялом в темноте, пока они тебе не надоедали до смерти.

Она опустила подбородок, и это был единственный ответ, который ему был нужен.

— Посмотри на меня, Ноэми. Ты смотришь на меня, когда я внутри тебя, и произносишь моё грёбаное имя, когда кончаешь, чтобы мы оба точно знали, кого ты жаждешь. Меня. Никого другого.

Жестокий. Он был таким чертовски жестоким, и ему было всё равно. Только не сейчас, когда его сердце разрывалось на части, даже спустя столько времени.

— Ты не был… — у неё перехватило дыхание, когда он согнул пальцы внутри неё. — Ты тоже трахался с другими людьми.

— Да. Трахался. Пока они не сбились в кучу, и я перестал утруждать себя тем, чтобы различать их.

Он прижал большой палец к её клитору и поймал её рот, когда она раскрылась вокруг него, поглощая её крики и продлевая её оргазм, пока она не смогла ничего больше делать, кроме как дрожать.

Исаак вынул из неё пальцы, подождал, пока Ноэми встретится с ним взглядом, а затем взял их в рот, наслаждаясь её вкусом, хотя и немного ненавидел себя за то, что ему не хватило самообладания уйти до того, как они дошли до этого момента. Он встал прежде, чем она успела дотянуться до него, и отошёл.

Ноэми попыталась сесть, и даже обнажённая, раскрасневшаяся, с растрёпанными волосами, она всё равно выглядела чертовски идеально. Боль в груди не утихала, пока она была во дворце, но он не ожидал, что это так сильно разбередит рану. Он хотел отругать её, в тысячный раз указать, почему она была чертовой трусихой, что бросила его, почему у неё могло быть всё, но она выбрала лёгкий выход.

В чём был смысл?

Она сделала свой выбор. Он добился своего, когда не стал преследовать её и настаивать на своём.

Конец истории.

Или так оно и было бы, если бы Ноэми не сидела там, и на её лице не было написано свидетельство оргазма, который он ей только что доставил. Ошибка. Это было ошибкой. Он направился к двери.

— О, нет, ты этого не сделаешь. — Ноэми каким-то образом добралась до него первой и прижалась к нему. Хотя её губы распухли от его поцелуев, Исаак заметил жесткий взгляд в её глазах. Она ткнула в него пальцем. — Ты можешь быть жестоким. Я заслуживаю этого. Ты можешь нести любую чушь, какую захочешь, но ты не можешь начать то, чего хотим мы оба, а потом уйти, не доведя это до конца.

— Я не хочу это заканчивать.

— Лжец.

Она смотрела на него мгновение, потом ещё одно. Наконец Ноэми отошла от двери и пригладила волосы. Ей было наплевать, что она голая, если не считать туфель на каблуках, которые ей удалось сохранить, и он не мог удержаться, чтобы снова не окинуть её взглядом, впитывая каждую секунду этого ощущения, чтобы потом мучить себя.